Дом на берегу

Леонард откинулся в кресле. И, хотя его зазмеившаяся улыбка не сулила ничего хорошего, сказал:

– Извинения приняты.

Путы ослабли, беззвучно упали на пол. Я пулей вылетела за дверь. Ноги сами привели меня в единственное убежище, где я могла спрятаться от Леонарда. Там я села прямо на пол, возле кадки с высохшими цветами. Обняла руками колени, опустила голову и заставила себя дышать ровно. Горло все еще стискивал спазм.

Все это время я старалась быть рациональной, постоянно напоминая себе, что даже если я осталась бесприютной и неимущей, моя рассудительность остается при мне, а уж с ней я не пропаду. Здравый смысл был моим последним утешением, моим прибежищем в бури. Но то, что происходило в доме Леонарда, было пугающим и бессмысленным, разрушающим мое здравомыслие, лишающим меня последней опоры…

Как бы то ни было, стоило мне немного успокоиться, как я вцепилась в остатки моего разума. Нет ни одной веской причины впадать в панику. Да, все люди в этом доме явно не в себе, ну и что с того? Колин говорит странные вещи, но он всегда их говорит. Он вообще странный. Существует множество плохо изученных, малоизвестных болезней, среди которых может найтись и та, при которой солнечный свет вызывает повреждения кожи. Если это такая экзотическая болезнь, то неудивительно, что я о ней никогда не слышала.

Вот так. Я поднялась на ноги, отряхнула юбку. Леонард путешествовал в юности. Он мог привезти эту болезнь с какого-то далекого острова и заразить ею Колина. Это предположение многое объясняло. В первую очередь, подозрительную привязанность обитателей этого дома к темноте и изолированность их от человеческого общества. Тогда неудивительно, что Леонард так обеспокоен физическим состоянием Колина, забывая о его душевном благополучии – даже если особой привязанности к кузену у него нет, все равно мучительно осознавать, что мальчик нездоров по твоей вине.

Неувязок в моей теории хватало. Если Леонард болен, как же он выезжает из дома? Почему миссис Пибоди, Грэм Джоб, Натали и я не заразились? Ладно, думаю, все прояснится позже. Дневник, вспомнила я. В нем могут найтись ответы, подтверждение, что все это лишь болезнь – ужасная и необычная, но лишенная какой-либо сверхъестественности.

И мой страх утих.

В комнате я достала дневник из-под матраса и села за стол, придвинув лампу ближе. Мать Натали распахнула свои прекрасные глаза на меня… Как же Натали похожа на нее… и не похожа совсем. Слишком разные выражения лиц – саркастичное, воинственное у Натали; мягкое, спокойное у ее матери.

Я пробежалась взглядом по странице, среди размытых строк отыскивая те, что еще возможно прочесть…

На первых страницах почерк Элизабет был аккуратным, крупным. С каждой страницей он становился все мельче и неразборчивее. Проникая в ее прошлое, я чувствовала, как на спину мне опускают один за другим тяжелые камни.

«Я плохо чувствую себя в моем положении, не лучшее время для приема гостей. Тошнота каждое утро. Но куда деваться бедному мальчику? Он вернулся весь высохший, желтый после этой своей Индии, и сразу такое горе. Чарльз раздавлен из-за Ричарда. Он всегда был очень привязан к старшему брату…»;

«Не понимаю, что происходит. Чарльз вбил себе в голову эту идею. Говорит, что покой и морской воздух будут мне полезны. Но мне спокойно и здесь. Хотя я уже чувствую себя гораздо лучше, все же не знаю, как перенесу дорогу. И доктор Соммервил будет далеко»;

«… кошмары. Я пью молоко и засыпаю на час, а потом меня снова будит шорох. Чарльз говорит, это крысы. Я так не думаю»;

«Когда мы уедем? Три недели испарились, как капли воды. Натали беснуется»;

«Сколько у него друзей? Я сказала, что это просто неприлично. В конце концов, Лео и сам гость. Чарльз меня не слушает. Меня тревожат наши отношения. Он стал… равнодушен»;

«… снова эти люди. Я вышла и накричала на них. Нет сил»;

«Я хочу, чтобы этот сброд уехал. И когда уедем мы?»;

«… снятся женщины, которые прыгают в костер и превращаются в саламандр. Все время. Ужасно плакала ночью»;

«… уедут. Свора жадных псов. Не выношу их».

Снова и снова Элизабет твердила о чужаках в доме. Кто были эти люди и зачем они приехали? По некоторым замечаниям я поняла, что состояние Элизабет резко ухудшилось. Они жили в Доме на берегу уже четыре месяца. Все чаще и чаще в дневнике упоминались кошмары. Элизабет начала пропускать знаки препинания и заглавные буквы.

«…нард говорит это поможет. Я не верю ему но я ему верю»;

«чарльз пропадает море сегодня громкое. слышу слова сквозь пол. что делать если причинят ему вред?»;

«Натали кричала на лео Лео запер ее все на что я способна не слушать»;

«просыпаюсь не там где засыпаю сказала Леонарду смеялся»;

«… нужно сказать я не люблю веревки которые проникают сквозь»;

«у меня очень короткие руки до лица не дотягиваются».

Иногда ее затуманенное сознание прояснялось.

«Не понимаю, что со мной, что вообще творится. пыталась узнать что с Чарльзом не смогла. я чем-то пропиталась насквозь облизываю ладонь горькая»;

«начинаю его ненавидеть. Более того хочу чтобы он умер внутри меня»;