Дом на берегу

«… на окне ладони. плакала чтобы Лео ушел но он остался»;

«я раздулась как шар но кажусь себе маленькой. Нет ничего хуже чем быть здесь. Где Натали?»;

«хочу увидеть натали. Ритуалы ритуалы если бы у меня были силы, я бы сжала его шею».

Несколько недель Элизабет не ведет записи. Продолжает только со следующего месяца.

«думаю это финал. Почему они держат меня до сих пор на всякий случай. Не знаю про Натали»;

«…зал взять его на руки я сказала лучше отрубите мне руки»;

«От ненависти не могу даже плакать. ненавижу их песни свечи травы знаки дрянь. до него нет никакого дела. Не мой ребенок»;

«Натали приходила плакала Пыталась улыбнуться на лице выражение боли Я хочу умереть умер Почему беспокоюсь о чудовище? не мой»;

«дождь хочу умереть»;

«солнечно но я хочу умереть он знает смеется»

От прежнего почерка Элизабет не осталось ничего. Разобрать ее записи стало невозможно, но дневник подходил к концу. И только последняя строчка была написана разборчиво, крупными, с нажимом, буквами:

«Леонард колдун».

Захлопнув тетрадь, я сидела оцепеневшая, пока не догорела свеча. В наступившей темноте на меня накатила паника. Что происходило с Элизабет? Моя теория об экзотической болезни теперь казалась очередной глупой попыткой скрыть от себя невыносимую правду. «Леонард – колдун». Какой невообразимо жуткой фигурой он предстал в этих обрывочных записях… Мысль вспыхнула, яркая, как молния: «Я не должна держать дневник здесь!» Это опасно, может быть, даже смертельно опасно…

Вероятно, глупость, но фотографию матери Натали я вырвала и убрала в книгу – не смогла уничтожить ее. Спрятав дневник под платье, я выбежала из комнаты. Сослепу едва не скатилась по лестнице. Если не в моей комнате, то где хранить дневник? Только не в доме. Я выбежала на улицу. Уже совсем стемнело. Если бы не слабое мерцание снега, было бы совсем ничего не видно. Я встала в растерянности, безнадежно опустив плечи. Услышала, как ветер завывает в ветвях и где-то далеко плещется море. Море, точно!

Спотыкаясь о камни, я подошла к воде вплотную, так что волны плеснули мне на ноги, и зашвырнула дневник так далеко, как только сил хватило, молясь, чтобы море унесло его далеко-далеко, туда, где Леонард не сможет узнать о нем.

Какой-то звук привлек мое внимание. Содрогнувшись, я всмотрелась в темноту. Сначала мне показалось, что это человек, стоящий на четвереньках в плещущих волнах. Потом я поняла, что это пес. Бист. Наклонив морду, пес глотнул горькую воду. Очертания его стали меняться. Он увеличивался в размерах, разбухал, принимая аморфную форму. «Беги, беги!» – слышала я истерический голосок, но даже не понимала, что он раздается в моей голове. Как в худшем кошмаре, вместо того, чтобы бежать, я застыла, не способная отвести взгляд. Не было никакой морской лошадки. Вот кто утащил отца Натали в морскую бездну. Бист стал уже втрое больше своего прежнего размера. Монстр – это уже не было собакой – повернул на меня свою огромную безобразную голову и издал рокочущий, заунывный рык. Глаза его сверкнули в темноте, как маленькие зеркала. И тогда я наконец-то смогла побежать.

Дом Леонарда не являлся безопасным местом, но у меня не было выбора. Ноги сами доставили меня к единственному человеку, у которого я могла попросить защиты. Но комната Натали оказалась пуста. На кровати Натали, свернувшись клубком, крепко спала белая, с черными пятнами, кошка. Я обессилено упала рядом с ней. Где же Натали? Рядом с ней мне не было бы так жутко. Пушистый бок ровно вздымался и опадал. Я прижалась к нему лицом… «Нет убежища», – внятно произнес злой, вкрадчивый голос, шедший будто бы прямо изнутри живого, безмятежного существа. Я отскочила, попятилась к двери. Кошка свернулась плотнее, пряча в мех свой розовый нос.

А мне предстояло очередное бегство по затопленным тьмой коридорам, бесчисленные невидимые ступени, по которым я поднималась, хватаясь за холодные стены.

Маленький огонек приближался ко мне, и я остановилась, не зная, чего ожидать… Из темноты выступила Мария, в руках которой горела свеча такого же красного, как ее платье, цвета. Одно плечо Марии было оголено, рукав разорван. От нее исходил сладкий запах, столь же приятный, сколь и омерзительный. Видимо, мое лицо еще не успело спрятать под обычным безразличием следы потрясения, потому что Мария спросила, приблизившись ко мне:

– Que pasa?

– Я не знаю, – пробормотала я, и ладонь Марии легла на мою щеку, лаская. Отвращение было резким и болезненным; как удар, отшвырнуло меня прочь от нее. Обогнув Марию, я поспешила дальше.

– Que pasa contigo? – повторила Мария мне вслед, и я удивилась, как я не расслышала сразу, что она ужасно пьяна.

Я споткнулась, ударяясь коленкой о ступеньку, и, поднявшись, взлетела по лестнице.

Только в своей комнате я подумала о Колине. Почему я бросилась к Натали, а не к нему? Леонард в некоторой степени прислушивался к Колину. Так почему я начисто забыла о нем, представляя Натали моим единственным другом?