Кинтин сказал Исабель, что им абсолютно необходимо избавиться от Петры. Ей уже больше девяноста лет; в любой момент с ней может произойти все что угодно, и ответственность ляжет на них. Будет лучше отправить ее в Лас-Минас и поручить заботам родни. Он готов платить ей щедрую пенсию, чтобы родственникам было на что заботиться о ней. Петра ни в чем не будет нуждаться.
Исабель откладывала решение этого вопроса. Вилли очень любит Петру, говорила она; ему будет ее не хватать. Кроме того, Петра была единственным человеком, который знал местопребывание Мануэля. Несколько недель назад Мануэль уехал в Лас-Минас. Если они сейчас расстанутся с Петрой, то совсем потеряют его след.
Кинтин знал, что все это не так, но не хотел перечить Исабель. Чтобы найти Мануэля, достаточно нанять частного детектива. Однако он счел за лучшее признать правоту ее доводов и больше об этом не заговаривал.
Кинтин рассчитывал, что, снова переехав в дом на берегу лагуны, ему удастся убедить Исабель расстаться с Петрой. Слишком далеко простиралась ее тень, всегда загадочная и всегда могущественная; ее уши слышали слишком много семейных тайн, ее глаза прочли слишком много записок, небрежно брошенных в мусорную корзину.
Он знал, что Петра у него за спиной осуждает его. Она всегда защищала покойного Игнасио и всегда говорила, что дом «Мендисабаль» разорился не потому, что тот был ленив и «без царя в голове» – как сказал ему когда-то Кинтин, – а потому, что Игнасио был болен.
Исабель ни во что не вмешивалась. Удивительно, насколько глубоко чары Петры проникли в ее сознание. Да и Петра не терялась. Все время подзуживала Исабель, чтобы та продолжала писать свою книгу, потому что знала – это самый действенный способ измучить Кинтина.
История страны и семьи занимала в повествовании все меньше места. Складывалось впечатление, что Исабель вооружилась винтовкой с оптическим прицелом; стоило ей навести прицел на Кинтина, и с каждым выстрелом она все более приближалась к цели. А за спиной Исабель Кинтин чувствовал на себе взгляд недремлющего ока Петры, которая всюду следила за ним, наблюдая за его движениями, словами и даже мыслями. Он чувствовал себя подопытным кроликом.
Кинтин встряхнул головой и провел дрожащей рукой по лбу. Его страхи просто нелепы. Исабель может преувеличивать его недостатки и злиться на него сколько хочет, изображая его чудовищем и обвиняя во всех смертных грехах, но ведь это всего лишь чернила на бумаге. Все это не может причинить ему никакого вреда. Или все-таки может?
Кинтин оторвался от рукописи. Сердце выскакивало из груди. При слабом свете настольной лампы он обвел глазами кабинет, где все было как всегда. Книги рядами стояли на полках. В зеленой фарфоровой вазе – свежие цветы. Великолепный письменный стол Ребеки, который поддерживали четыре бронзовые кариатиды, четко выступал из полумрака. Родина, Свобода, Игнасио, Ребека и Буэнавентура улыбались ему с фотографии, которую он сам сделал больше десяти лет назад; глядя из глубины серебряной рамки, они будто выражали ему свое доверие. Но и это его не успокаивало.