«Сначала я не придала значенья…»
Сначала я не придала значеньяТем тоненьким иголочкам, что сердцеМоё кололи сладостно и больно.Потом во всём я обвинила солнцеВесеннее, его огонь холодный.Потом, кого винить уже не зная,Я поняла, что в странную любовьВошла, невольно вздрогнув, будто вышлаМорозной ночью в сад пустой и мёртвый.Вокруг темно и тихо, только холодБесстрастные объятья открывает,И каждый вдох мне причиняет боль.И ничего не предвещает счастья.«Лист осенний – золотой, медовый —…»
Лист осенний – золотой, медовый —Бился и дрожал на сквозняке,Но держался. Не промолвив слова,К вашей я притронулась руке.И, тончайшим ветерком влекомый,Лист упал. Зачем о нём грустить?Ваши пальцы слишком незнакомы,Чтобы их так скоро отпустить.«Бывают слишком лёгкие объятья…»
Бывают слишком лёгкие объятья,Которые удерживать не станут,Как будто эти руки – только воздух.Бывают взгляды с лёгким безразличьемИ с нежностью, почти неуловимой.Они прозрачны, как весенний воздух.Бывают имена – одно дыханье,Но кажется, мне легче сдвинуть камень,Чем снова имя повторить твоё.«Потому, что осенняя ночь…»
Потому, что достаточных нет оснований…
Г.Л. ХиксПотому, что осенняя ночь рассыпала горстями зёрна сорванных звёзд…Потому, что без ветра мой невидимый сад зашумел, не щадя своих гнёзд…Потому, что во тьме трепетала упавшая птица, испугавшись во сне…Моё сердце тревожно и сладко лгало, будто ты вспоминал обо мне.«Жгла зажигалкой пальцы…»
Жгла зажигалкой пальцы.В здравом уме – не в бреду —Вздумала примеряться,Больно ли будет в аду.И поняла – терпимо.Господи, охладиТолько невыносимыйЖар у меня в груди!«Лукавство я искореняю…»
Лукавство я искореняю немало лет,Но на вопросы отвечаю: «И да и нет».С кокетством справлюсь непременно — не те года,Чтоб говорить одновременно и «нет» и «да».Я стала проще и честнее, притворства – ни следа.Люблю ли вас? Солгать не смею — и нет, и… да.«Бывает, что, неловкая в работе…»
Бывает, что, неловкая в работе,Пораню руку кухонным ножом.И ранка не болит, но ощущаюПрохладную струю воды – холодной,Горячую – совсем невыносимой.Вкус соли, недоступный осязанью,Я начинаю чувствовать на ощупь.Так и душа: порань её немногоУкором совести, любовью, безразличьем —Становится чувствительней и можетУвидеть то, что недоступно зренью,Услышать звуки и слова такие,Что кажется: ещё совсем немного —И обнажатся тайны бытия.Но ранка постепенно заживает,Душа немеет и теряет зренье.Тогда себя должна я ранить сноваИ бередить зажившее, стараясьПрильнуть душой к любому острию.«Ни огонька. Лишь поле перед нами…»