Дом на краю ночи

На площади было тихо. Автомобиль il conte стоял под одинокой пальмой и потрескивал от жары. Единственной живой душой на площади был ссыльный, который бродил около дома Джезуины. Туллио видел однажды, как двое ссыльных подбирали окурки, сдували с них пыль и клали в карманы. Братья нашли это забавным, но Марии-Грации было не смешно, она сочла это ужасным.

С трудом преодолев еще одну порцию ступенек, она толкнула вращающуюся дверь в бар — там у стойки il conte и тучный бакалейщик синьор Арканджело что-то шумно обсуждали с ее отцом. Оба были одеты в черные рубашки, про которые мама всегда говорила, что если уж человек надел черное, то жди неприятностей.

— Вы должны были сохранить бюллетень для голосования, который не использовали! — гремел il conte. — Как доказательство того, что вы голосовали согласно линии партии! Вы что хотите, чтобы fascisti решили, что мы тут все большевики?

— Я не сделал ничего противозаконного, — отвечал отец. Голос его звучал громко, Мария-Грация видела, как побагровела у него шея. — Я всего лишь пришел к урне для голосования вчера к вечеру, опустил свой бюллетень — тот, который надо, — и вернулся домой.

— Но послушайте, — вступил Арканджело, — будьте благоразумны. Я уверен, синьор Эспозито, что вы сохранили неиспользованный бюллетень. Просто принесите его и покажите нам, и мы предоставим вам заниматься вашим делом и больше не будем об этом говорить.

— Я считал, что голосование в этой стране согласно закону происходит тайно, — сказал отец. — По крайней мере, в той стране, в Италии, где я вырос.

Это прозвучало странно, потому что Мария-Грация и не подозревала, что отец родился в Италии, а не на Кастелламаре.

— Что здесь за шум? — спросила ее мать, возникая в дверях.

Синьор Арканджело развел руками:

— Синьора Эспозито, это какое-то недопонимание. Я уже сказал вашему мужу и синьору il conte, что ситуация просто вышла из-под контроля.

Пина готовила обед, и ее лицо и руки были слегка припорошены мукой. Она прошла в бар:

— Так из-за чего сыр-бор?

— Вчера на выборах il conte и я были уполномоченными, а это означает, что…

— Я в курсе, чем занимаются уполномоченные по выборам, — сказала Пина. — Вы, кажется, забыли, что я директорствовала в школе до замужества, синьор Арканджело.

— Разумеется. Итак, по долгу службы мы с il conte обнаружили, что, к великому сожалению, на острове нашлись отдельные граждане, которые проголосовали против списка кандидатов от фашистской партии, бросив в урну белый бюллетень со словом «нет» вместо трехцветного бюллетеня «да».

— И имели на это полное право, — сказала Пина, на что il conte громко фыркнул.

— И поэтому, — заключил Арканджело примирительно, — мы решили, что для безопасности надо проверить, как голосовали все мужчины избирательного возраста, чтобы узнать, кто в действительности недоволен фашистскими кандидатами, и попробовать переубедить.

— Понятно, — сказала Пина. — И вы пришли проверить, как голосовал мой муж, на тот случай, что он может оказаться одним из тех недовольных.

— Именно, синьора Эспозито.

— Амедео, ты сохранил неиспользованный бюллетень?

Отец молчал, не поднимая глаз. Наконец мрачно ответил:

— Да, Пина.

— Ну тогда пойди и принеси его, — велела она. — И давайте положим конец этой глупости.

— Я уверен, что ваш муж, конечно же, проголосовал «за», — сказал Арканджело, который трясся, что твоя ricotta. — Я всегда был высокого мнения о вашей семье, синьора Эспозито, о вашем бедном покойном отце, вы это знаете. Поэтому я не сомневаюсь, что синьор Эспозито проголосовал «за».

— Разумеется, — ответила Пина, — я надеюсь, что все было наоборот.

Повисла неловкая тишина. Из чего Мария-Грация заключила, что мама сказала нечто возмутительное.

Отец вышел из-за занавески с белым бюллетенем в руке.

— Вот, — сказал он, положив его на стойку. — Я проголосовал «за». Вот неиспользованный бюллетень «против». Можете убедиться, что «за» было брошено в урну.

— Ну вот, — повеселел Арканджело. — Это очень даже правильно, синьор Эспозито, и я не понимаю, ради чего вы устроили весь этот переполох и не хотели нам его показывать. Знаете, всем пришлось показывать бюллетени, не только вам.

И вдруг Пина разъярилась — а может, она была в ярости и с самого начала.

— Пожалуйста, покиньте наш бар! — приказала она. — Нам с вами нечего больше обсуждать.

Il conte и синьор Арканджело вышли из бара, громко хлопнув дверью, от чего Мичетто снова испугался и вырвался из рук Марии-Грации.

Как только они ушли, ее мать схватила белый бюллетень и скомкала, будто это была контрольная кого-то из ее учеников-двоечников.

— Голосовал за fascisti? — воскликнула она. — Мне стыдно за тебя.

На улице взревело авто il conte. Мичетто! Мария-Грация услышала вопль. Она распахнула дверь и, спотыкаясь и проклиная свои ортезы, устремилась вниз по ступенькам террасы. Потеряв равновесие, полетела кубарем и воткнулась в чей-то живот.

— Ох! — пролепетала девочка, перепугавшись, что сшибла с ног Арканджело или самого il conte. — Простите, signore…