Дом на краю темноты

Мэгги указала на шкаф — огромное деревянное чудовище, усевшееся прямо напротив кровати. Двери были закрыты. Я распахнула их, открыв взгляду пустой шкаф. Мэгги, хотя и явно уличенная во лжи, не сдавалась.

— Но я ее видела! — вскрикнула она.

К этому времени к нам присоединилась Джесс. С измученным терпением, присущим только матерям, она вывела Мэгги из комнаты.

— Давай тебя накормим, а потом ты немного поспишь. Наверное, ты ужасно устала после прошлой ночи.

Я вышел за ними из комнаты, но в коридоре меня остановила Эльза.

— Она очень чувствительная, да?

— Разве не все девочки в этом возрасте такие?

— Некоторые больше, чем другие, — ответила Эльза. — Кэти тоже была чувствительной.

— Дочка Карвера?

Эльза отрывисто кивнула.

— Такие девочки могут чувствовать то, что не могут остальные. Когда такое происходит, пожалуй, будет разумно им поверить.

Затем она ушла, тихо зашагав по коридору.

Сначала я не обратил внимания на то, что она мне сказала. Мэгги была моей дочерью, а не ее. И я не собирался притворяться, что верю во всякие выдумки только для ее удовольствия. Но в тот вечер я не мог перестать прокручивать в голове слова Эльзы.

Особенно, когда вернулись все те звуки.

И не только обычные звуки дома, легкие поскрипывания летней ночи, но и те сны. Стук и грохот открывающихся и закрывающихся дверей, шкафов, кладовок. Какофония наполнила мой сон, заглушив его только тогда, когда я проснулся за несколько минут до полуночи.

Сев в постели, я посмотрел на дверь спальни, прислушиваясь к малейшему намеку на то, что все звуки были настоящими. Но я слышал только тихое дыхание Джесс и хор сверчков где-то в лесу.

Я тут же подумал о Мэгги и о том, как Эльза Дитмер — вполне верно — назвала ее чувствительной. Тогда до меня дошло, что ее совет поверить Мэгги на самом деле означал увидеть вещи глазами моей дочери. Понять, что все эти звуки оседающего за ночь дома маленькому ребенку могут казаться довольно угрожающими. И если они не давали уснуть мне, то вполне возможно, что Мэгги тоже не может спать. Поэтому-то я и решил, что мне не помешало бы проведать Мэгги.

Скользнув из кровати, я тихонько вышел из комнаты и направился в комнату Мэгги. Когда я подошел, то увидел, как дверь — которую Мэгги попросила оставить открытой, когда мы целовали ее на ночь — внезапно закрылась с тихим щелчком.

Так она все-таки не могла уснуть.

Я чуть приоткрыл дверь, ожидая увидеть, как Мэгги забирается обратно в кровать, готовясь почитать одну из ее пестрых книжек в лунном свете. Но вместо этого я увидел, что она уже была в кровати, укутанная одеялом от ног до плеча. Также она, судя по всему, крепко спала. К этому времени мы с Джесс уже научились определять, когда Мэгги притворялась спящей. Прерывистое дыхание. Подрагивающие веки. Наигранная неподвижность всего тела. Но сейчас все было по-настоящему, отчего у меня возник один тревожный вопрос: Кто только что закрыл дверь ее спальни?

Девочка. Та, которую видела Мэгги.

Это была моя первая мысль. Безумная идея, которую я немедленно отвергнул. Не было никакой девочки. А что касается двери в спальню, то она закрылась сама по себе, то ли из-за сквозняка, то ли из-за ослабленных петель, то ли из-за того, что ее неправильно повесили, когда устанавливали все эти десятилетия назад.

Но потом я взглянул на шкаф. На место, где исчезла воображаемая девочка, по словам Мэгги.

Обе дверцы были широко раскрыты.

Глава пятая

Дверцы шкафа закрыты.

Ничего удивительного. Вероятно, его не открывали уже двадцать пять лет.

Что действительно удивительно, так это то, что кто-то — полагаю, мой папа — заколотил двери огромными гвоздями. Доски пересекают щель между дверьми, придавая шкафу явно запретный вид. Как у дома с привидениями на мешках для сладостей.

Думаю, это вполне уместно.

А еще нелепо.

Впрочем, то же самое можно сказать и о том, что я предпочла спать в своей старой спальне. Тут куча других комнат, где я могла бы устроиться, пока я здесь. Старая спальня моих родителей была самой большой и, наверное, самой удобной.

Но именно эта комната тянет меня к себе, когда я поднимаю наверх свои вещи. № 4 на стене с колокольчиками на кухне. Мне бы хотелось думать, что это из-за ностальгии. Но на самом деле, я подозреваю, все дело в том, что комната просто милая. Теперь я понимаю, почему папа выбрал именно ее как мою спальню. Там просторно. Очаровательно.

За исключением шкафа, который просто полная противоположность очаровательного. Громоздкий, нескладный, он доминирует в комнате, но в то же время имеет такой вид, будто должен стоять где-то еще. В кабинете. В Комнате Индиго. Где угодно, только не здесь.

То, что он был так заколочен, делу не помогает. Я могу только догадываться, почему папа решил, что это необходимо. Поэтому я выхожу на улицу, достаю из пикапа лом и в четыре быстрых рывка отрываю обе доски.

Деревяшки с грохотом падают на пол, и дверцы шкафа распахиваются.

Когда я открываю их до конца, то вижу платья.