Дом на Меже

Всё Межичи во дворе наблюдают за нами, но в зрачках не бликуют фонарики. Черты нарисованы мелом на серой бумаге, а в глазницах не стали ничего рисовать, там сумрак – общий на всех. Лица мрачнеют. Число гостей удваивается, удесятеряется… Эти другие: кожа мертвенно-серая, глазницы белёсые. Радостные, страшно пристальные, ждущие.

– Иди сюда! – орёт Слава Румын. У него превосходные зубы. Я вижу, но не слышу.

---------------------

Издалека по мёртвой луне разливается музыка. Это блюз. Английское слово… это слово… ноу слип… «Не спи! Мы не будем спать в эту дивную ночь…» Я понял! Ярик, я услышал тебя!

Без пяти ноль-ноль. Без минуты. Холодная рука брата ложится в мою свободную руку…

– Скажи что-нибудь, – мысленно прошу его, с полной верой быть услышанным. Только бы удержаться в сознании.

Ярик тихо:

– Я каравеллу закончил.

То, что надо, поднять якоря!

За спиной Агнешка, Ярик во дворе, я стискиваю обе ладони. У меня есть брат и сестра, у меня есть невеста. Я богаче всех! Я богат и силён! Мы выдыхаем все трое, переглядываемся и – бежим.

---------------------

Я не оглядывался, не знал, кто несётся за нами. Мёртвые или живые, все вперемешку? Может, и никто не гнался, только мой страх.

Арка на тёмном небе, под ней золотой огонёк.

К створке плечом, рыжий мужчина держал открытыми ворота Баронского Парка. Он махнул нам издалека, посторонился, впуская, и немедленно затворил их. Впрочем, без суеты.

============================================================

21. Кленовый лист

Прикольно! Когда мы держимся с Агнешкой за руки – Барон, мэтр Эйб, сидит рядом как обычный человек… Отпускаю руку – он становится полупрозрачным. Нажимаю пальцем в её ладонь – Барон обратно проявляется!

Это временное явление. Чем больше мы разговариваем, тем реальней он для меня. Скоро будет обычным знакомцем по мёртвой луне, как и другие пансионки. Схема оказалась рабочей: физически находясь рядом, брат и сестра образуют мост... Для тех, у кого есть ноги. С деревьями так не выходит! По живой луне для меня Баронский Парк сплошь дубовый, ни одного клёна. За исключением жёлтого листа в кованом солнце арки. Даже сейчас он виден, прямо горит в конце аллеи. Декабрь, откуда?

– Это я цепляю, – улыбается Барон, – чтобы видно издалека. Мало ли кому понадобится…

– Ты престал орать по ночам, – говорит Агнешка, – сегодня было тихо.

Это правда. Сегодня я не спал.

Катрина приезжала, к сожалению, лишь переночевать и… – не мог же я не спросить? – она против добрачных отношений. Я сказал:

– Ок, тогда я буду любоваться тобой до утра.

И любовался.

Она не шутит со мной, я бы почувствовал. Но и не спешит, что ж.

---------------------

Барон ударяет по настольному колокольчику:

– Перерыв окончен, молодой человек. История древнего Рима ждёт нас. Да-да, гуманитарные науки важны не меньше точных.

Рыжий весь, ненашенский, он прирождённый учитель. Агнешка от него настрадалась. Девочки по мёртвой луне до сих пор мучаются. Где, когда им всё это применить?

За исключением одежды, Барон современный человек. Относительно жилетов и рубашек с манжетами, консерватизм взял верх.

Благодаря Агнешке дом не обделён всем, потребным для жизни, для приятного времяпрепровождения. Она уличный музыкант и побирушка, у неё талант к флейте и много благодетелей.

Не только род, как выяснилось, способен кормить мёртвых. Агнешка уходит бродяжить по мёртвой луне, так же и возвращается, невидимая. Сколько её ни карауль, бесполезно. Я понял, что это самая больная для преследователей фраза: «Мы даже не знаем, как Агнешка выглядела». И не узнают.

В особняке принесённые вещи существуют так долго, насколько чистым было побуждение дарителей. Живой-то Агнешка отказывалась от всего, что не влезает в сумку и что нельзя легко перепрятать. А по мёртвой луне и рояль не тяжелый!

– Рояль тут и был! – смеётся Агнешка. – Как ты себе представляешь? Но арфу это я принесла!

– И где она, в самом деле?

– На музейном чердаке. Надёжное место, не пропадёт.

Ярик первое время по дому бродил кругами. Пальцем тыркал в клавиши, струнами дрынькал. Шумливый дух! Клавесин, виолончель, барабанчики, флейты, гитары… От музыкальных шкатулок я немного зверею, сколько можно, да и завод такой долгий!

Барон просветитель и музыкант, Ярик попал в рай. А я снова не понимаю… Мы – в оазисе покоя. Как так?

---------------------

Я снаружи заглядывал в окна: свет горит. Интерьер пустой, но ведь очевидно жилой, есть уцелевшие старинные штуки. При этом ни визитёра, ни взлома! Что происходит?

Барон пожимает плечами:

– Ваши, Межичи сюда никого не допустят, – хмыкнул, – а сами подавно не зайдут.

– То есть мы в клетке? В резервации?

– Я бы так не сказал… Парк не континент, ясное дело, но мы-то можем пересекать ограду, а они нет.

Агнешка как вскочит, как воззрится на него:

– Мэтр, зачем вы это! Межка, не слушай, не выходи! По живой луне тебе совсем нельзя!

Угу, нельзя. Там осталась мать Рая.

Я совершал уже, как сказать, начало попытки увидеться с ней. В своём стиле, форсировано – взял нож и пошёл… Ровнёхонько до середины главной аллеи.

– Муся…

Трётся об ноги.

– Котейка, некогда мне… Ну, котя… Ладно.