Дом на Монетной

— Конечно… Конечно… — Буренин, позванивая ложечкой, помешивал сахар. — Самоделки… Гм… Самое страшное. Как-то мне пришлось стать обладателем трех таких самодельных бомб. Доверия они мне не внушали — внутри что-то дребезжало, тряслось, держать дома их побоялся. Приказал запрячь рысака и поехал в академию к нашим военным специалистам поконсультироваться, что делать с ними дальше. На ухабах сани подпрыгивали, а бомбы — в кармане! К офицерам прошел с трудом — время позднее. Увидели офицеры бомбы, и лица вытянулись, а от гнева даже слов подходящих подобрать не могли сразу. Пришлось мне немедленно убраться и уничтожить эти злосчастные бомбы.

— Уничтожили?!

— Уничтожил, но с трудом: на Мойке стоял лед, утопить их не удалось… Вспомнить страшно, как по сонному городу метался с этим «драгоценным» грузом.

Буренин посмеивался, говоря как о чем-то будничном, а Мария Петровна боязливо поводила плечами.

Опять звонок. На этот раз — Эссен. Вошла раскрасневшаяся от мороза, смеющаяся, с лукавыми искорками в глазах. Роскошная. В модном капоре и меховой ротонде. Мария Петровна обрадовалась ей. Эссен, поздоровавшись с Бурениным, сняла ротонду, и опять Мария Петровна развязывала ремни на винтовках.

— Смех и грех, Машенька! — Эссен вынула из муфты на душенный платок. — Обложили меня винтовками, и поплыла я павой по Васильевскому острову. Иду неторопливо. Проверяюсь, останавливаясь у витрин. Со мной знакомый товарищ с револьверами. Как обычно, мы попеременно пропускали друг друга вперед на несколько шагов. Смотрю — на бедняжке лица нет. Оказывается, у меня отвязалась веревка и тащится по снегу.

Мария Петровна всплеснула руками. Буренин поднял голову и застыл. Только Эссен откинулась на диван и смеялась так заразительно, что плечи вздрагивали. Она несколько раз пыталась продолжить рассказ, но не могла. Мария Петровна укорила:

— Нашла время… Пустосмешка!

— Тянется веревка. Что делать?! И тут произошло самое смешное! — Эссен опять закатилась звонким смехом, встряхивая волнистыми волосами. — Надумали прокатиться на конке: я поднималась на империал, а товарищ тем временем подвязывал веревочку!

— Ну и ну! Товарищ-то с револьверами! — Мария Петровна не могла скрыть тревогу.

— В том-то и фокус — он не мог нагнуться, поэтому я и полезла наверх! — Эссен уже не смеялась, подошла к Марии Петровне, обняла ее. — Право, ты зря волнуешься… Все обошлось!

— Обошлось?! — пробурчала Мария Петровна. — А завтра?!

— Назавтра — сама осторожность! — Серые глаза Эссен так искренне смотрели на Марию Петровну, что та рассмеялась и махнула рукой.

— Скоро пять. Пора и комитетчикам собраться! — Буренин вынул золотой хронометр, завел не спеша.

— Комитетчики придут. Вся загвоздка в Совете… Меньшевики там окопались и решения о восстании принимать не хотят! — Мария Петровна углубилась в подсчеты. — Ленин беспокоится, ждет восстания!

Эссен скрестила руки:

— Он прав в своем беспокойстве.

Штаб-квартира Ленина

Падал снег. Редкий. Пушистый. Побагровевшее от мороза солнце повисло над Адмиралтейством, зацепившись за золотую иглу. Крупные снежинки расползались по холодному граниту набережной. Впереди Троицкий мост.

Мария Петровна протерла замерзшие стекла очков. Поправила белый платок, повязанный поверх меховой шапочки, огляделась по сторонам. Лихач повернул на Невский: модные магазины, толпа зевак, живые манекены в зеркальных витринах.

Извозчик важно покачивался на козлах. Белой лентой лежал снег на шапке, на суконной поддевке. Изредка он прищелкивал ременным кнутом.

Мария Петровна с удовольствием вдыхала морозный воздух. Она возвращалась из типографии «Дело», которая принадлежала Петербургскому комитету РСДРП. В ногах стоял чемодан с нелегальными изданиями, предназначенный для Москвы. Литературу приходилось отправлять частенько: чемодан сдавала на предъявителя, одновременно посылая шифрованное уведомление.

Типография работала открыто, а нелегальщину печатали хитростью. Полиция сюда частенько наведывалась, но, помимо самых благонамеренных изданий, ничего обнаружить не могла. В печатном цехе кипел свинец, в который сразу же сбрасывали набор при опасности. В типографии она пробыла недолго, хотя всегда испытывала удовольствие от ровного гула машин и плотного запаха керосина. Уложив литературу в чемодан, вышла через потайную дверь. Проходными дворами добралась до Казачьего переулка, взяла извозчика.

От размышлений ее отвлек окрик извозчика. Оглянулась. За ними гнался серый рысак в яблоках. Случайность?! Едва ли… Она тронула извозчика за плечо, беспечно попросила:

— Нас обгоняют! Не позволим…