Дом на мысе Полумесяц. Книга первая. Братья и сестры

К тревогам Альберта о здоровье сестры добавились новые домашние заботы; как-то вечером он сел обсудить их с Ханной. Джеймс повел Сонни на песчаный пляж на южном берегу поиграть в крикет, а девочки разошлись по комнатам.

— Все разом навалилось, — пожаловался Альберт жене. — Сначала заболела Этель, теперь Цисси. В начале лета, когда стояла ясная безоблачная погода, она вроде бы пошла на поправку, но после юбилейных торжеств ей снова стало хуже. И Ада… в толк не возьму, что творится с этой девчонкой. Слоняется по дому с мрачным видом и чуть ли на людей не бросается, стоит им с ней заговорить. Джеймс вроде здесь, но все время витает в облаках. Словно спит наяву и приходит в себя, только когда Ада начинает к нему цепляться. А она почему-то чаще других выбирает его своей жертвой. Только Конни ведет себя нормально, да и малыш Сонни.

— Я тоже заметила странное поведение Ады, но никак не пойму, в чем проблема, — согласилась Ханна, — а Цисси нужно отвести к врачу. Она так давно хворает, что это не может быть просто реакцией на погоду.

Ханна вдобавок переживала за ухудшающееся здоровье своей сестры Гермионы. По подсчетам, родить та должна была в начале ноября, но все указывало на то, что сестра вряд ли доносит ребенка до срока.

Обыкновенно в таких обстоятельствах Альберта утешала работа, служа отдохновением или по меньшей мере отвлекающим фактором от домашних забот. Но сейчас даже этого утешения у него не осталось. Торговля шла плохо. К переизбытку шерсти на рынке добавилось снижение спроса, и цены на сырье упали. Тем летом впервые в истории фирмы выдалась катастрофическая неделя, когда не поступило ни одного заказа.

Филип Акройд занимался делами шерстеобрабатывающей фабрики, планируя в дальнейшем передать управление Эрнесту Каугиллу; Майкл Хэйг погряз в бракоразводном процессе, полном взаимных обид и претензий, и вышло так, что летом тысяча восемьсот девяносто седьмого года руководство фирмой легло почти целиком на плечи Альберта. Несмотря на спад в торговле, грозивший затянуться надолго, «Хэйг, Акройд и Каугилл» располагали огромными резервами. Склады их не были перегружены сырьем, так как Альберт предвидел тяжелые времена и в последнее время закупал в Южной Америке, Южной Африке, Австралии и Новой Зеландии намного меньше шерсти, чем десять лет назад, когда в шерстяной промышленности царили безмятежные дни. Закупки помогали поддерживать запасы на минимальном уровне, отвечающем снизившимся запросам немногих оставшихся заказчиков.

К сентябрю тревоги Альберта частично улеглись: Джеймс и Конни вернулись в школу, а для Ады настало время первого семестра в школе-интернате. Сестра Альберта Этель пошла на поправку, и, хотя восстанавливалась не так стремительно, как заболела, врачи тем не менее посчитали ее состояние удовлетворительным. Филип передал часть своих обязанностей по управлению фабрикой Эрнесту Каугиллу и смог снова частично взять на себя ведение дел в «Хэйг, Акройд и Каугилл».

Впрочем, были новости и менее приятные. Развод Майкла Хэйга от недели к неделе оказывался все более неприятной процедурой; стороны засыпали друг друга обвинениями и претензиями, к огромному удовольствию адвокатов, чьи гонорары росли с каждой консультацией и официальным письмом.

Здоровье Цисси продолжало ухудшаться. Стоя на платформе вокзала в Скарборо и провожая Джеймса, Конни и Аду в школу, мыслями Ханна с Альбертом были дома, на мысе Полумесяц, где им сегодня предстояло встретиться с доктором Каллетоном, местным педиатром и их новым другом.

Поезд подошел, пассажиры стали занимать места соответственно обозначенному на билетах классу, и Альберт с Ханной попрощались со своими тремя детьми, поцеловав каждого по очереди. Предчувствие перемен витало в воздухе. Для Джеймса этот семестр должен был стать последним. Вообще-то, он должен был закончить школу еще летом, но остался по просьбе директора.

Они разговорились, когда Джеймс возвращался с крикетного поля после победы над командой противника. Близился конец семестра, и директор напомнил ему об этом.

— Еще несколько недель, и твое обучение подойдет к концу, Джеймс, — заметил директор. — Ты будешь работать в фирме отца?

— Отец хочет, чтобы я продолжил учиться в университете, сэр, но я, признаюсь, не горю желанием, — ответил Джеймс. — Не примите на свой счет, господин директор, но, кажется, я свое отучился.

Директор был одним из самых мудрых учителей того времени, недаром ему поручили возглавить престижнейшую школу Форест-Мэнор. Прежде чем ответить, он задумался над словами школьного старосты.

— Джеймс, я с тобой согласен. Для своих лет ты очень зрелый юноша и готов начать взрослую жизнь. Но раз уж ты не планируешь провести следующие три года своей жизни в закрытой университетской среде, хочу спросить, не согласишься ли ты пожертвовать нам еще три месяца и сделать школе последнее одолжение?

— Какое?