Хотя Сонни и Майкл уверяли, что справятся без Саймона, тому все же казалось, что зря он так надолго уезжает.
— Я буду звонить Наоми каждую неделю, — сказал он. — Если что-то случится, немедленно сообщите ей, и я тут же вернусь.
— Ты только посмотри на него, считает себя незаменимым, — усмехнулся Майкл.
— Спорим, без него дела в компании пойдут только лучше, — подыграл ему Сонни.
— Никто и не заметит, что он уехал, — заявил Майкл.
— Мы заметим, — возразил Сонни. — Некому будет мешать нам работать.
— Ладно, ладно, я все понял, — рассмеялся Саймон. — Но если случится реальный кризис, я буду тут как тут.
— Хорошо, если все фабрики сгорят, химический завод взорвется, а шерсть начнут раздавать бесплатно, мы, может быть, позвоним Наоми, — ответил Майкл. — Но если этого не случится, слушайся Патрика Финнегана и отдыхай за все прошлые годы.
Отъезд Саймона и Джошуа прошел в слезах и на эмоциях. Самих путешественников не так пугала перспектива разлуки, ведь они радовались предстоящей поездке, а вот Наоми страшило расставание. Хотя она больше не боялась разоблачения, впервые за время брака с Саймоном ей предстояло разлучиться с мужем, и впервые в жизни она отпускала от себя Джошуа. К счастью, ей просто некогда было грустить в их отсутствие: домашние дела и забота о младших детях отнимали все ее время.
Через шесть недель путешественники вернулись и привезли с собой множество воспоминаний. Среди них были и хорошие, и не очень. Джошуа устроился на свою первую временную работу младшим клерком в контору, а его отец, занимавший самый высокий пост в той же конторе, потчевал своих коллег-директоров рассказами о странах, где они побывали.
— В Испании полный бардак и в политике, и в экономике. Страна разрывается между фашизмом и коммунизмом; короля у них больше нет, руководить некому, и каждый стремится отхватить себе кусок пирога. Во Франции странные настроения. Разница между Францией и Германией просто поразительная. Если бы я не знал об итогах войны, то подумал бы, что Германия в ней победила, а Франция проиграла. Немцы производят впечатление людей очень уверенных в себе, даже, пожалуй, заносчивых. Я знаю, что рейхстаг — коалиция, но все в курсе, кто на самом деле там заправляет, хоть они и запретили лидеру становиться канцлером, потому что он австриец.
— И как он тебе?
— Гитлер? Смешной малый с усиками, как у Чарли Чаплина; явно наслаждается звуками собственного голоса. Мы как раз были в Берлине, когда он проводил митинг; пошли из чистого любопытства. Джош мне кое-что перевел.
— И как впечатление? — спросил Майкл.
— Поначалу кажется, что вроде ничего такого, — ответил Саймон. — Лишь потом, задумавшись о том, что мы видели и слышали, я всерьез испугался. Там были сотни людей, и все стояли в полной тишине, пока не вышел Гитлер с помощниками. Все было тщательно срежиссировано, и, как только он заговорил, все начали слушать. Говорил он долго и бессвязно, подначивая аудиторию и рассказывая о своем намерении избавить Германию от «нежелательных» элементов. Насколько я понял, говорил он о евреях и называл их причиной всех бед Германии; мол, из-за евреев немцы проиграли в войне, из-за них распространилась безработица и повысилась инфляция. Затем он заявил, что хочет очистить нацию и построить новую Германию, которая простоит тысячу лет.
— И как его принимали? — спросил Сонни.
— Вот это и было самым страшным. Толпа обезумела; люди кричали, салютовали руками и выкрикивали лозунги. Признаюсь, я испугался и был рад скорее уйти.
— А много ли у Гитлера сторонников? — спросил Майкл.
— Мне кажется, немцы в большинстве своем готовы слушать кого угодно, кто предлагает им лучшие условия. Они пережили позор поражения в войне, череду коррумпированных и неэффективных правительств, страшную бедность, массовую безработицу, инфляцию, обесценивание валюты — ясное дело, что все это им уже надоело. А фашисты обещают трудоустроить всех, покончить с бедностью и вернуть немцам гордость за нацию; неудивительно, что у них все больше последователей. Однако среднестатистический немец не видит — или не хочет видеть — темную сторону их идеологии.
— Что ты имеешь в виду? — Сонни внимательно слушал.
— Пока это только слухи, но, если приглядеться внимательнее, признаки налицо. Я пару раз слышал, что случается с теми, кто пытается дать им отпор. Чаще всего речь шла о «несчастных случаях»; полагаю, это значит, что неугодных избили, а может, что и хуже. Многие активисты партии выглядят как настоящие головорезы и преступники. Сразу видно, на что они способны. Если такие ребята вдвоем или втроем подойдут к тебе даже при всех, лучше не связываться. Иначе побоев не избежать.
— Какая прелесть, — ответил Сонни. — Хорошо, что я не собираюсь в отпуск в Германию.
— В Италию тоже не советую, — ответил Саймон.
— А что там? Неужели так же плохо?
— Ага, — отвечал Саймон. — А может, даже хуже. Там фашисты уже довольно долго у власти, и на бандитов Муссолини нет управы. — Он с улыбкой добавил: — Утешает лишь то, что вино и погода в Италии прекрасны, как и еда.