Дом на площади

Выяснилось, что ни Зеленбах, ни Кранц тут прежде никогда не бывали. Но вскоре слева от дороги показались темные продолговатые бараки. Лубенцов остановил машину и пошел к ним. Нигде не было ни души - ни в конторе, ни в мастерской. Лубенцов пошел дальше. Кругом лежали кучи крепежного леса досок, горбылей и тонких бревен. Тропинка шла среди высокого ковыля и нагретого солнцем папоротника. Все это ничуть не напоминало индустриальный пейзаж. Но вот Лубенцов очутился на краю огромной глубокой котловины овальной формы. Ее опоясывали ниточки железнодорожных путей, на которых там и сям стояли неподвижные паровозы и платформы, казавшиеся с такой высоты черненькими букашками. Неровные бока этого необыкновенного по величине бесконечного карьера показывали всю здешнюю землю в разрезе: сверху - тонкий слой сероватой земли, поросшей ковылем и папоротником, ниже - красноватая глина, затем - толстый слой белого песка и, наконец черный угольный слой. Неподвижные экскаваторы высились то тут, то там. Большое озеро с помпой для выкачивания воды находилось посредине котлована.

Лубенцов оглянулся. Старик Кранц стоял возле него. Зеленбах отстал; он шагал сюда, высоко, но медленно поднимая длинные ноги над травой.

- Это и есть шахты? - спросил Лубенцов.

- Да, сударь, - сказал Кранц и продолжал, старательно выговаривая каждое слово: - Она есть не глубокая, а открытая - бурый уголь добывает себя так в здешней местности.

Они вернулись к машине и поехали дальше, к поселку. Поселок этот ничем не отличался от любого другого немецкого села, с той разницей, что здесь, как и на шахте, в воздухе висел несильный приятный запах мазута. Они остановились на перекрестке. Лубенцов сказал:

- Найдите тут кого-нибудь... Управляющего, что ли.

Зеленбах поклонился и пошел вдоль улицы.

- Чего это он у вас такой... неживой? - спросил Лубенцов у Кранца. Кранц вежливо улыбнулся и развел руками. Лубенцов продолжал: - За какие достоинства вы его выбрали?

- Назначенный через американское военное правительство, - объяснил Кранц.

- А профессия у него какая?

- Хозяин большой, очень большой торговли.

- Лавочник? - переспросил Лубенцов.

Кранц не расслышал презрения в его тоне и только обрадовался, вспомнив, видимо, забытое русское слово.

- Да, да! Вот, вот! Лавочник! Да.

Зеленбах вскоре вернулся один и сообщил, что управляющий перебрался вместе с англичанами на запад, в город Брауншвейг.

- Ну, а кто есть?

- Никого нет.

- Как так? А рабочие есть?

- Рабочие есть.

- Где они?

Зеленбах развел руками.

- Они, - сказал он неопределенно, - здесь... живут...

Лубенцов нетерпеливо махнул рукой и пошел по улице. На углу он увидел пивную с большой желтой вывеской, на которой было написано шахтерское слово "Глюкауф". Он вошел в пивную. Здесь было полно народу, как в праздник. Стеклянные кружки со светлым пивом стояли на круглых картонных подставках.

Все оглянулись на входившего Лубенцова. Воцарилось молчание.

- Что же это получается? - сказал он. - Уголь нужен, а вы пиво пьете!

Его голос прозвучал обиженно и недоуменно, и именно этот тон крайне удивил шахтеров. Некоторые сконфуженно улыбнулись.

- Управляющий сбежал! - продолжал он, устало садясь на стул. - Тоже причина! Между прочим, у нас в Советском Союзе управляющие сбежали почти тридцать лет назад, а уголь все-таки добывается...

Кранц, улыбнувшись тонкими губами, перевел эти слова. Рабочие засмеялись.

- Кто у вас тут есть? Профсоюз есть у вас? - продолжал Лубенцов. Коммунисты, социал-демократы есть? Или ни черта у вас нет? Ну, вот вы! Кто вы такой? - Он ткнул пальцем в одного молодого худощавого паренька. Тот смутился и ничего не ответил. - Ну, скажите, скажите...

- Я рабочий, - тихо сказал паренек.

- Ну, а вы? Вы? Вы?

- Рабочий.

- Рабочий.

- Машинист экскаватора.

- Горнорабочий.

- Шофер.

- Монтер.

- Tagebaumeister*.

_______________

* Наземный мастер (нем.).

- Ну, а коммунисты среди вас есть?

Коммунистов среди них не было.

Один старичок, пожевав губами, сказал:

- У нас были коммунисты, но их давно нет, давно нет.

Другой старичок, сидевший рядом с ним, проговорил:

- Подожди, Карл. У нас есть один коммунист.

- Да, да, - поддержал его третий старичок. - Один коммунист у нас есть.

- Это кто же? - спросил четвертый старичок.

- Ну как же! Ганс Эперле - коммунист.

- Да, да, - подтвердили другие старики. - Эперле коммунист.

- Где он? - спросил Лубенцов, любуясь этим неторопливым разговором старых шахтеров; он подумал, что они, несмотря на немецкую речь и внешность, все-таки здорово напоминают русских рабочих.

- Я его сейчас приведу, - крикнул паренек и выбежал из пивной. Не прошло и двух минут, как он вернулся вместе с высоким костлявым человеком в синем комбинезоне.

- Вы коммунист? - спросил Лубенцов.

- Да. Месяц, как вернулся из лагеря.