Дом на Северной

Инженер-плановик аккуратно встал, забежал вперед и распахнул перед корреспондентом дверь, и по длинному коридору он шел сзади и сбоку и в то же время как будто чуточку впереди, успевая открыть вовремя то одну дверь, то другую, и все полушагом, полубегом, не выпуская лицо корреспондента из виду. У очередной двери как-то странно наклонялся вперед и, глядя на Мирошина, каким-то образом оказывался впереди, мгновенно протягивал руки, которые за какой-то миг словно вырастали до невероятной длины, открывал дверь, и снова у него были обычные короткие, даже чуть пухловатые руки человека, физически не работавшего. И при всем при том улыбаясь, хитро посматривая журналисту в глаза.

Так и в цехе, в длинном душноватом помещении, в котором плотными рядами, стояли токарные, фрезерные, строгальные станки, Артамонов в самое последнее мгновение опережал Мирошина — чуть-чуть, — но так, что это сразу бросалось в глаза. Он будто даже и желал этого. Сергею неловко стало, и он пожалел, что пошел с ним в цех, где так приятно пахло маслом, каленым железом, где можно было вдоволь наглядеться на работающие станки, на работающих, людей — токарей, слесарей, фрезеровщиков, и ему даже приглянулся молодой паренек, совсем ребенок, сосредоточенно стоящий за токарным станком. У него были такие тонкие руки, такой вид. Мирошин подошел к нему, попросил обточить деталь, расспросив, по обыкновению своему, обо всем: о матери и отце, работе и учебе… И направился дальше. Чуть поотстав, торопкой иноходью бежал сзади и в то же время будто немного впереди плановик-инженер и своим елейным голосом, от которого Мирошину было неприятно, рассказывал о том, о чем корреспонденту можно и не рассказывать, что знают все — предположим, даже прима-балерина…

Сергей постарался поскорее уйти. Станки с программным управлением теперь не интересовали. Инженер-плановик испортил ему сегодня весь день — своими статьями, голосом, походкой, один вид его раздражал Сергея.

Был вечер. Красное небо над мостами обещало ветреную погоду, сырой воздух был еще тепл.

Мирошин не спеша брел по набережной, увидел впереди себя женщину. Чем-то со спины женщина была похожа на Зину. Он догнал ее… Это была не Зина. Потом долго глядел ей вслед, пока она не скрылась, и повернул обратно.

У старушки в комнате Мирошин посидел некоторое время, глядя на еще светлые окна, досадуя и ругая время, которое никак не хотело торопиться. Столько ходил, думал, ждал, а еще был только вечер, ранний вечер в сибирском городе. Старушка вязала за столом, накинув на плечи пальто, иногда оборачивала свое бледненькое личико к нему и укоризненно качала головой. Недоумение было на ее лице, в ее маленьких глазках. Она будто говорила: «Зачем ты сидишь здесь?» Мирошин и сам этого не знал, зачем сидит. И возможно, ему казалось, что старушка думает именно так, а не иначе, потому что он сам себя спрашивал об этом же.

— Времячка скольки? — спросила старушка.

— Да семь часов вечера, — ответил Сергей и подумал, что ведь и на самом деле еще рано.

— Ох, ох, — повздыхала она, откладывая вязание. — День нонешний утоп. День и ночь — сутки прочь.

— Да, — сказал он. — Спать лечь — время быстрее и пролетит. Утоп, говорите?

— Оно, вишь, и так не шибко медлит. Уж летит как, уж летит как — будто один день, так быстро жизнь прожила. А уж мне-то годков будет восемьдесят три.

— Да, немало, — сказал он, думая о Зине. — А Зину давно знаете?

— Зину? Ее-то давно. Чай, сродственники давношние. Давношние сродственники — вишь как. Давношние… — многозначительно добавила она. — А ты вить ей никак не братец?

— Нет.

— Нет? А кто ж ты ей? Кто ж ты ей?

— Мы из одного села, — нашелся он и виновато заморгал, подумав, что даже вспоминать о Зине приятно, о том, что они из одного села, учились в одной школе. И комната, которую он так возненавидел за убогость, теперь, узнав, что старушка родственница Зины и эта родственница жила здесь, уже не казалась ему такой убогой, и он посмотрел вокруг повлажневшими глазами.

XVI

Проснулся Мирошин в шесть часов, услышав сквозь сон звонок. Звонил телефон. Он в этом не сомневался, потому что и во сне сто раз за ночь ему снился этот звонок. Но пока натягивал брюки, надевал туфли… открывал дверь… Телефон замолчал.

В семь часов заворочалась старушка, приподнявшись поглядела на него, потом встала и поставила чайник греться на кухне, попила чаю и снова легла спать.

Мирошин оделся, сел у окна, ожидая звонка. Но вот уже было девять часов, а телефон по-прежнему молчал.

В половине десятого, когда солнце стало смотреться прямо в окно, проснулась старушка, молча оделась и ушла.

В двенадцать часов Мирошин выглянул в коридор: не снята ли телефонная трубка. Нет, трубка была на месте. На полу перед телефонной тумбочкой сидел черный лохматый кот и выжидательно глядел на телефон, будто тоже ждал, когда тот зазвонит.