– Нет. Ты, Варя, не представляешь себе, чего мне стоит каждый день соприкасаться с этими людьми. Хамство невыносимо, а торжествующее хамство – вдвойне. – Он помрачнел и добавил: – А мне еще приходится сочинять, примеряясь к их… к их требованиям. Боже, ну почему я не какой-нибудь, черт возьми, стихоблуд, который гонит верстами рифмованную чушь про партию, комсомол и не знаю что еще… Как хорошо сейчас быть бездарностью, Варя! Никогда еще в русской литературе не было такого широкого поля для абсолютно бесталанных людей… И никогда еще они так не процветали, черт возьми!
Варя смотрела на него и думала, что эти речи она слышит каждый день, в разных вариациях. Максим зациклился на литературной теме, потому что она для него действительно очень важна, но есть же люди, которым еще труднее, и их проблемы – вовсе не скверные стихи в «Красном рабочем». Пережив революцию, Гражданскую войну и страшные годы военного коммунизма, она никак не могла избавиться от ощущения, что так убиваться из-за каких-то слов не то что глупо, но как-то… эгоистично. Должно быть, Максим Александрович почувствовал ее настрой – он поник, сгорбился и стал смотреть в окно.
– Я проживаю свою жизнь не так и не там, где следует, – сказал он устало. – И подумать только, что через сто лет настанет – если верить некоторым – всеобщее счастье, люди будут сидеть за кремовыми шторами в своих квартирах, а не давиться в коммуналках… И не будет им никакого дела до наших мучений. Интересно, какой тогда будет литература?
– Такой же ужасной, как сейчас, – не удержавшись, брякнула Варя. – Ты же сам говорил, что скверная литература может породить только такую же дрянь, как она сама. – Молодая женщина поднялась с места. – Пойду принесу еще чаю…
Она возилась на кухне с примусом, когда к ней с заискивающей физиономией подошел сосед Федор Петрович Пелевин, работник акционерного общества «Шерсть». Это был немолодой гражданин, который больше всего на свете любил обсуждать соседей и еще – судебные репортажи Беспалова в «Красном рабочем». Максим держал его за наушника и утверждал, что он обо всем доносит управдому, но Варя видела только старого человека, для которого сплетни остаются единственной доступной ему духовной пищей.
– Вы не так кладете щепки, дайте я вам покажу, как надо, – сказал он и действительно показал. – Это что ж, у Максима Александровича военный в гостях сейчас?
– Он не военный, а из угрозыска, – сказала Варя.
– Так, так. – Федор Петрович вздохнул. – Недурственно… Родственник, что же, его?
Работник акционерного общества обожал к месту и не к месту вставлять в речь словечки вроде «недурственно», «приятственно» и «беспременно». Было еще дивное слово «прельстительно», которое он, впрочем, берег для особых случаев и пускал в ход крайне редко.
– Нет, не родственник, – сказала Варя с некоторым удивлением. Для нее было очевидно, что трудно найти более непохожих людей, чем ее муж и сегодняшний гость. – Просто… – она замялась, – хороший знакомый.
Федор Петрович отчасти напоминал гриб – конечно, если бы грибу взбрела в голову фантазия сделаться человеком с непомерно крупной лысой головой и хилым тельцем. Но когда его бесцветные глазки испытующе скользнули по лицу Вари, она подумала, что муж все-таки прав и их сосед – гриб из породы ядовитых или, по меньшей мере, подозрительных.
– Интересные у Максима Александровича знакомые, – промолвил Пелевин с расстановкой, потирая подбородок. – Хорошую хоть ветчину принес?
Варя вытаращила глаза. Она не помнила, чтобы кому-то говорила о ветчине, равно как и о том, что их гость вообще что-то принес.
– От вас ветчиной пахнет, – тонко улыбнувшись, объявил старый плут.
– А сыром не пахнет? – с вызовом спросила Варя. Воспитание мешало ей вспылить и уж тем более – закатить скандал, но поставить на место соседа было все же необходимо.
– И сыр, значит, принес, – уважительно пробормотал себе под нос гриб, качая головой. – Хорошие друзья у вашего мужа. Я всегда говорил, что он не пропадет.
К счастью, в кухне появились соседки, и Федор Петрович отвлекся на них.
– Надоела эта фря, – сказала одна из соседок, когда Варя ушла. – Муж ейный ночами сидит, пишет чегой-то, а счетчик общий. Пожалуюсь опять на них управдому, пусть их приструнит. Неча лепестричество по ночам жечь. Баре!
– Я бы не стал жаловаться, – сказал Федор Петрович, деликатно кашлянув.
– А? Чё? – вскинулась соседка.
– Да у писателя нашего приятель в угрозыске завелся, а братец управдома был под судом.
– За что же? – заинтересовалась вторая соседка.
– Да так, мошенничество, ничего особенного. Его сразу же по амнистии выпустили, но… мало ли что, сами знаете.
Соседки ничего не знали, но насторожились.
– Да ладно, видела я этого из угрозыска, – хорохорилась первая соседка, чтобы не потерять лицо. – Мозгляк!
– Ну смотрите, я вас предупредил, – усмехнулся гриб. – МУУР – не та контора, с которой я стал бы ссориться. Беспременно!
Глава 15
Вечер в гостях
Опалин пробудился внезапно, словно его за ворот вытащили из сна. «Уснул… уснул? Но где я… И почему…»