Дом на улице Гоголя (СИ)

Но выяснилось, что Герман ворочает в Париже значительными архитектурными проектами. Эта неожиданная новость ошеломила всех. Герман, конечно, отличный парень, но звёзд с неба не хватает — таков был невысказанный вслух общекурсовой вердикт. А вот, поди ж ты, ухватил звезду, и не из разряда жёлтых карликов. Один только Тимоха всегда верил, что рано или поздно Герасим проявит себя как архитектор, и ещё как проявит. Но думал ли когда-нибудь Сергей, что верный друг так лихо обскачет в профессии его самого? Как Тимохин смог пережить эдакий кульбит судьбы — вот что отчаянно волновало Тамар, когда они готовились к встрече с бывшими однокурсниками. Однако Тамары не обрели радости от вскрытия второго дна во взаимоотношениях друзей: Тимохин будто бы даже гордился достижениями Германа, а тот держался, как всегда, с обаятельной скромностью.

Прищепка Юлечка, хоть и не смогла растопить лёд, давно намороженный однокашниками мужа специально для неё, удивила всех несказанно: она весь вечер улыбалась, и не дежурно, не натянуто, даже пошутила пару раз, и вполне удачно.

Под конец встречи произошло нечто, ввергшее Тамар в тоску и печаль: Наташка Василевская, теперь мадам Батурлина, на несколько минут явилась народу в нестерпимом блеске парижского шика. Она мелькнула на неярком загряжском небосклоне в сопровождении забугорного супруга, импозантного и, судя по всему, состоятельного господина. Специально заглянула, чтобы француза своего продемонстрировать, носы нам утереть, горько рассуждали Тамары. Позже кто-то сморозил: Васькин муж чуть ли не граф, и живут они в старинном особняке, расположенном в аристократическом округе Парижа. «Не граф он, конечно, но мужчина вполне достойный», — сдержанно прокомментировали этот совсем уже несуразный слух Тамары.

Тем не менее, самым запоминающимся впечатлением от появления Василевской стала реакция на это Тимохина, дважды ею преданного. Тот засиял самоваром, когда в ресторанный зал вошла его бывшая, не отводил глаз от Наташкиного лица, глупейшим образом улыбался, пытаясь перехватить её взгляд; впрочем, безуспешно. «Ну, не дурак ли? — говорили между собой Тамары. — А мы с первого курса его за большого умника держали».

После встречи с однокурсниками два дня никаких известий с улицы Гоголя, потом как холодной водой — завтра уезжают, зовут прощаться. Пришёл вместе с семейством Герасима, и правильно поступил — в толпе не так заметно, что едва держится на ногах от волнения и печали. Как хороша! И как величава! И тот, который муж, вроде того генерала — и нос, и плечи выше подымает. Гордится.

Уехала. Не успел опомниться, а тут и Гера:

«У нас большая программа, сначала в Москву, потом по Золотому Кольцу кружок дадим. Наши мальчишки на всех континентах побывали, а родину совсем не знают, да и Танюша тоже мало чего здесь видела. — Гера с Юлей приёмную дочку Батурлиных в путешествие везли. — Ты, конечно, присоединишься, Серёга? Первым пунктом в нашей программе значится Владимирская земля, прежде всего, конечно, Суздаль. Ты бывал в тех краях?

Да, он бывал, с Наташей. Неужели, всё это происходило на самом деле? — они, крепко обнявшись, мчатся на катере, ветер бьёт в лицо, Наташины волосы летят над рекой, над берегом восходит храм Покрова на Нерли, а потом вместе с небом отражается в воде.

Не могу, Герасим: маме по хозяйству помочь надо. Не мог же он признаться, что денег осталось только на обратную дорогу до Киева.

Недели через три мы ещё завернём в Загряжск. Дождёшься нас, Серёга? Нет, не получится — дела. А дела такие, что Оксана по два раза на дню звонила, матери нервы трепала: развод, детей не увидит. И вы, мама, тоже больше внуков не увидите, хоть заплачьтесь потом. Чтобы немедленно возвращался!

Ехал в Киев с твёрдым решением расставить всё по своим местам, вернуть себе руководство фирмой, но, главное — дети, стать для них авторитетным отцом. Знал, конечно, что встретит сопротивление, но такого не ожидал. С порога вцепилась острыми ногтями в лицо — кровь, визг, Маша плачет: «Папочка!», сын хохочет: «Обалдеть!». Схватил за руки, хотел образумить, завизжала: «Костик! Он меня бьёт!». Из спальни хлопец, гарный, быковатый, она: «Сейчас же отвези этого дебила на объект. Ему с нормальными людьми жить нельзя. Да, пусть в общей бытовке, не граф, чтобы в персональном вагончике роскошествовать». Почему сказала «не граф"? Знает? И как давно? Теперь мстит?

Быковатого не испугался, пусть искалечит — не подчинится. Но — Маша дрожит, плачет: «Папочка!». Почему Машу не убрали? Готовились ведь к встрече, а девочку оставили. Всё рассчитали — не станет он при дочке кочевряжиться. Уступил силе.

Работяги после работы каждый вечер пили, и он с ними — чем ещё заняться? Не глазеть же, не слушать пьяный трёп? Прошло полгода, смилостивилась, велела перевести в отдельный вагончик.

Съездил в Киев, купил в книжном толстенный том Платонова. Хозяйка работой так завалила, что лишь бы до нар добраться, но перед сном, хоть немного, — читать. Стало легче.