Дом одиноких сердец

Из подъезда Катиного дома Горгадзе вышел с намерением мстить хитро и изощренно. Но вскоре узнал, что Эля с мужем уехали в другой город.

Спустя несколько лет они вернулись, однако к тому времени Игорь выкинул из головы планы мести, поскольку полностью переключился на новую стезю — он начал писать. И не просто писать, а писать вдохновенно, от души, развив одновременно бурную деятельность по проталкиванию своих опусов.

Сестру он искренне жалел. Игорь хотел с ней поговорить, но Боровицкий не пустил его даже на порог. Более того — после его неудачного визита Горгадзе отказали в толстом литературном журнале, куда уже почти гарантированно взяли один его опус и даже обозначили гонорар. Знакомый намекнул Игорю, что это дело рук Боровицкого, у которого повсюду связи и свои люди. Если «похищение» сестры Горгадзе еще мог простить, то несостоявшуюся публикацию — никогда! С тех пор все его несчастья принимали облик Боровицкого, и чем дальше, тем больше Игорь ненавидел мужа сестры. До самой ее смерти он так и не смог даже поговорить с ней, хотя не раз пытался. После ее похорон Игорь стоял у могилы и старался вспомнить лицо сестры, но в памяти всплывала только ее улыбка — детская, мягкая. А еще — как она кивала головой, когда он жаловался на родителей. И больше ничего.

* * *

— Глеб говорит, что его дядя, то есть Горгадзе, очень любил сестру, — сообщила вечером Даша Максиму за ужином. — После ее смерти он им обоим, Глебу и Олегу, звонил и даже встречался с ними.

— А откуда Глеб знает эту историю? — нахмурился Максим. — Кто ему рассказал?

— Не знаю, — пожала плечами Даша. — Я как-то не спросила. Понимаешь, момент был такой удобный — он рассказал, а я сразу хвать Прошку за шкирку и в подъезд. Только крикнула ему, что позвоню, и все.

— Вот самое главное ты и не узнала, — упрекнул жену Максим, ставя тарелку в раковину. — Если ему Горгадзе рассказал — одно дело. А если сам Боровицкий — то другое. Ладно, фиг с ними. Что в пансионате нового?

Даша подробно рассказала. Максим покачал головой и вышел из-за стола.

— Ну и ну… — хмыкнул он, принимаясь за мытье посуды. — Значит, во-первых, Боровицкий и репетиторша знали друг друга раньше. Горгадзе признался тебе в убийстве Боровицкого, во-вторых. В-третьих, за тебя почему-то заступился… как его…

— Ангел Иванович, — подсказала Даша.

— Елки-палки, что за имя! В общем, сумасшедший старикашка. Что у нас там еще было?

— А до того, — вспомнила Даша, — мне Денисов, главврач, сказал странную вещь.

— Какую? Ты мне не говорила.

— Я забыла. Он сказал, что бывший математик Яковлев по прозвищу Виконт на самом деле никакой научной работой не занимается. А занимается полной ерундой. Помнишь, мы с тобой фильм американский смотрели…

— «Игры разума», — согласно кивнул Максим. — Угу, понятно. А к Боровицкому это какое отношение имеет? Ну, съехал слегка дядечка крышей… Так они все в «Прибрежном», судя по твоим наблюдениям, с прибабахом.

В дверях появилась Олеся с книжкой.

— Мама, а ты уверена, что там не психушка? — заявила она, размахивая Дарреллом.

Только Даша собралась возмутиться предположением дочери, как Олесю неожиданно поддержал Максим:

— Вот-вот, у меня такое же подозрение возникло. Там хоть один нормальный человек есть?

Даша подумала.

— Есть, — кивнула она. — Самый здоровый — это управляющая, Раева.

— По законам жанра она и есть главный злодей! — провозгласила Олеся и протопала по коридору в туалет.

— Я тебе сколько раз говорил — в туалете с книгой не сидеть! — крикнул ей вслед Максим.

В ответ раздалось невнятное бурчание и щелчок закрываемой двери.

— Кстати, шутки шутками, — добавил он, — но Раева и в самом деле должна быть первой подозреваемой. Если в пансионате что-то нечисто, то она не может не быть в курсе.

— Понимаешь, — медленно начала Даша, — я тоже так думала до сегодняшнего дня. Но, когда она начала объяснять про Ангела Ивановича — ну, почему она его оставила при пансионате, — у нее было такое лицо… такое… в общем, просветленное, что ли.

— И ты на основании просветленности физиономии директрисы делаешь вывод, что она ни при чем? — скептически осведомился муж.

— Да нет, не делаю. Но я ее как будто с другой стороны увидела, понимаешь?

— Понимаю. Аргумент конечно, очень сильный.

— Максим, ты зря иронизируешь. Если б ты видел, как она на того бедолагу смотрела! Люди, которые могут так смотреть, стариков не убивают, — серьезно сказала Даша.

— Ладно, тебе виднее, знаток человеческих душ. Скажи-ка мне лучше: а ты сама Горгадзе веришь?

Даша задумалась.

— Не знаю, — сказала она наконец. — Как-то получается слишком просто: всю жизнь ненавидел Петра Васильевича и наконец-то убил. Да это и не объясняет, зачем Боровицкий делал записи, которые потом оставил мне.

— И не объясняет, отчего умерла Уденич, — добавил Максим. — И кого она увидела ночью, когда вышла из пансионата.

Виктория Окунева, много лет назад