Дом одиноких сердец

Никто не отозвался. Уденич вперевалку дошла до двери и остановилась у поста охранника. Пусто. «Ну и дела… Куда ж наш цербер подевался? – удивилась она. – Может, и он на улицу отправился?»

Женщина толкнула тяжелую дверь. На нее пахнуло ноябрьской ночью – промозглой, сырой.

Сиделки не было видно. И охранника тоже. «А может, по коридору вовсе и не сиделка ходила, а кто другой? – спросила сама себя Ирина Федотовна. – Только кто другой будет ночью по больнице шастать?»

Она сделала по дорожке пару шагов и заметила тени за кустами. Прищурившись, женщина подошла поближе… и тут в сердце ее кольнуло. Раз, а затем другой. Уденич схватилась за грудь и начала заваливаться набок. Тени то приближались, то отдалялись. Она закричала, но из горла вырвался только слабый хрип. Ирина Федотовна упала на мокрую траву, закрыла глаза и вдруг увидела, что за тень перед ней. «Это же Павлик! – поняла она. – Павлик, Павлушечка!» Сын бежал по берегу моря и махал ей рукой. «Иду, милый, иду!» – крикнула она и побежала за ним…

На следующее утро Даша еще издалека заметила высокую фигуру за воротами. «Виконт!» – вспомнила она прозвище старика, удивительно идущее ему. Оставалось только вспомнить его имя.

– Добрый день, – улыбнулась Даша, подходя к нему. «Все-таки до чего же элегантный джентльмен! Один синий костюм чего стоит!»

– Приветствую вас, Дарья Андреевна, – поклонился Виконт. – Но, боюсь, день сегодня не самый добрый.

– Что-то случилось? – насторожилась Даша.

– Увы. Ирина Федотовна скончалась.

– Ирина Федотовна? Уденич? Не может быть! – ахнула Даша.

Старик покивал, сочувственно глядя на нее.

– Тело только что увезли, – сказал он. – Я не смогу присутствовать на похоронах, к сожалению. Но хотя бы трауром обязан почтить память Ирины Федотовны.

– Как же так… – проговорила Даша, – как же так?..

Она хотела сказать, что этого не может быть – ведь только вчера Уденич ругала своих детей, жаловалась на пансионат и на то, что ее хотят…

– Как она умерла? – быстро спросила Даша.

– От сердечного приступа, – вздохнул Виконт.

«Очень, очень вовремя умерла Ирина Федотовна от сердечного приступа! Еще вчера ее дети посоветовали мне не лезть не в свое дело, а сегодня – раз! – и проблемы уже нет», – передернуло Дашу, и она схватила Прошу, покорно стоящего рядом, за холку. Пес недовольно заворчал, и она пришла в себя. «Иван Сергеевич Яковлев», – неожиданно всплыло у нее в голове имя Виконта.

– Иван Сергеевич, а как она умерла? – спросила Даша.

– Довольно странно, – задумчиво ответил Яковлев. – Ирину Федотовну нашел охранник в двух шагах от выхода. Она зачем-то пошла ночью одна на улицу, даже не одевшись. Зачем? Этого нам с вами, Дарья Андреевна, уже не узнать.

Он вздохнул, поклонился Даше и побрел по дорожке – высокий, похожий на грустного грача.

Иван Яковлев, много лет назад

Иван Сергеевич женился поздно: в тридцать два года. Окружающие его люди искренне недоумевали, когда образовался столь необычный союз: интеллектуал и умница Иван Сергеевич и коротышка Машенька, которую никто и никогда не звал иначе, чем уменьшительным именем. Глупенькая она была. Глупенькая и какая-то… недоразвитая.

Да, вот так прямо и грубо и говорил о ней Володька Берцов, приятель Ивана Сергеевича, – бабник, красавец, любимец женщин. Правда, следует признать, что Володька так относился к Машеньке только поначалу, в первые год-два ее с Иваном семейной жизни. А потом как-то постепенно выяснилось, что не такая уж Машенька и недоразвитая. И глупенькой, пожалуй, ее тоже не назовешь. Все-таки, значит, знал Иван Сергеевич, что делал, когда взял простушку Машеньку в жены, при том, что вокруг полно было своих институтских красавиц, студенточек и аспиранточек. В общем, раздолье для молодого, красивого преподавателя, подающего большие надежды.

А он выбрал Машеньку – глупышку с короткими белыми ручками и бессмысленными глазками навыкате. Познакомились они, как это часто бывает, на дне рождения у общей приятельницы, которая обожала собирать у себя знакомых из самых разных кругов. Иван Сергеевич хорошо помнил, как там, на том дне рождения, гости подшучивали над Машенькой, а та в ответ радостно-глуповато улыбалась. Ни одной из шуток она не понимала, что еще больше веселило гостей, из которых половина относилась к интеллектуальной элите – так они сами себя называли. Иван Сергеевич, безусловно, принадлежал к данной половине, но он над Машенькой не смеялся.

Они поженились через три месяца после встречи.

Иван Сергеевич знал, что он открыл свою жену. Да-да, сделал самое настоящее открытие, какое можно сделать в физике или математике, например. Он сразу, с первой встречи, знал, на что способна его жена, и Машенька полностью оправдала его надежды.

Она была необыкновенно восприимчива. Все, о чем рассказывал ей Иван Сергеевич, навсегда оседало в ее кудрявой головке. И не просто оседало, а подкреплялось Машенькиными размышлениями, перемалывалось, перемешивалось и выходило наружу в виде совершенно новых мыслей, которые порой удивляли и самого Ивана Сергеевича.