Дом одиноких сердец

– Конечно, нет, – отмахнулась Светлана Тимофеевна, – сами подумайте, зачем, для чего? У нас ведь не дом отдыха. Те, кто к нам попадает, проходят через многих врачей, через множество анализов, операций, процедур. И попадают к нам уже в таком состоянии, когда никаких надежд не остается. У нашей пациентки, о которой я говорю, был целый букет болезней. Из-за интенсивного облучения она потеряла волосы, ей удалили грудь. Достаточно было просто прочесть историю ее болезни. Когда наш врач Алексей Георгиевич обнаружил ее умершей, он даже не стал звонить Федору Николаевичу, чтобы не беспокоить его. Все и так было ясно. Но наш главный решил иначе… Вот почему я считаю, что нужно вовремя уходить.

В дверь кабинета постучали.

– Войдите! – крикнула Клинкевич.

В комнату вошел молодой мужчина лет тридцати. Редкие темные волосы, немного покатый череп. Глубоко сидящие глаза. Он был среднего роста, с длинной шеей и почти без плеч. Вдобавок ко всему он еще и сутулился. Белый халат сидел на нем так, словно был на несколько размеров больше.

– Добрый вечер, Алексей Георгиевич, – кивнула Клинкевич, – это наши гости из Башкирии, о которых я вам говорила. Насколько я знаю, вы сегодня остаетесь дежурным врачом. Можете все им показать и рассказать. Я уже рассказала им о нашумевших похоронах Боровковой…

Мокрушкин уныло кивнул.

– Покажите им все, – повторила Светлана Тимофеевна, – я думаю, что часа за два они управятся. А машина пусть подождет. Я думаю, что Дмитрий уже не понадобится Федору Николаевичу. Он, наверно, сразу же после совещания поедет домой и уже не вернется сюда.

– Большое спасибо за ваше гостеприимство.

– Надеюсь, что завтра мы с вами увидимся. – Она поднялась из-за стола, пожала каждому из гостей руки. – Алексей Георгиевич, – требовательно произнесла она, – в следующий раз, если Зинаида захочет меняться сменами, пусть она поставит в известность именно меня. А кто сегодня еще работает?

– Сама Клавдия Антоновна, – сообщил Мокрушкин.

– Вот так всегда, – развела руками Клинкевич, – про наших врачей, даже если они имеют ученые степени, не говорят «сама», а про нянечку или санитарку могут выдать такое! Это тоже уровень провинциального сознания. От него нужно избавляться, Алексей Георгиевич. Я вам об этом много раз говорила. Иначе вам будет трудно в дальнейшем.

Он согласно кивнул.

– До свидания, – сказала на прощание Клинкевич, – завтра в десять я буду на своем рабочем месте. Обращайтесь по всем вопросам, я готова вам помочь. И не забудьте передать наш привет вашему премьер-министру. Когда вы планируете вернуться?

– Через два дня, – ответил Дронго.

– Значит, мы еще увидимся. До свидания!

Они вышли из кабинета в сопровождении Мокрушкина. Вейдеманис выразительно посмотрел на Дронго.

– Инициативная женщина, – сказал он с подтекстом, сделав ударение на первом слове.

– Да, – согласился Дронго, – сразу заметно, что она знает и любит свое дело. Особенно свою работу.

Эдгар увидел улыбку на лице Дронго и согласно кивнул.

– Алексей Георгиевич, – обратился Дронго к молодому врачу, – давайте сразу начнем с осмотра основного корпуса. Я думаю, что так будет правильно.

Светлана Тимофеевна, все еще в белом халате, вышла в коридор. Кивнув на прощание, она прошла к лестнице, спустилась вниз.

– Кажется, у нее напряженные отношения с главным врачом, – заметил Дронго, обращаясь к Мокрушкину.

Тот неопределенно пожал плечами. Ему явно не хотелось говорить на такую опасную тему. Дронго хотел еще что-то спросить, но тут увидел, что по коридору к ним идет высокая полная женщина в белом халате. Ее волосы были собраны в узел.

– Алексей Георгиевич, вы там нужны, – попросила она.

– Что случилось, Клавдия Антоновна? – спросил врач. – Это наши коллеги. Можете говорить при них.

– Она умерла, – сообщила женщина, – идемте быстрее.

Глава 6

Мокрушкин взглянул на гостей. – Извините, – торопливо сказал он, – я должен идти. Если хотите, можете пройти со мной. Вы ведь врачи?

– Почти, – хмуро ответил Дронго.

Где-то за окном завыли собаки. Сначала одна, потом вторая, третья. В этом было нечто мистическое. Гости вздрогнули.

– Вот так всегда, – недовольно сказала Клавдия Антоновна, – как только один из пациентов умирает, так они сразу затягивают свой хор. И все знают, что в этот момент кто-то умер. Прямо как сигнализация какая-то. И больные нервничают. Нужно наших собачек куда-то убрать.

Они прошли в предпоследнюю палату, Мокрушкин открыл дверь, входя первым, за ним Клавдия Антоновна. Гости переглянулись. Дронго нахмурился и решительно вошел, следом за ним – Вейдеманис. Впрочем, в том, что они увидели, не было ничего страшного или трагического. На кровати лежала изможденная женщина. На вид ей было не меньше семидесяти. Она лежала так, словно заснула, и лицо ее было умиротворенным и спокойным, словно она сделала все, зачем пришла в этот мир. Если бы не ее худые, почти бесплотные руки и ввалившиеся щеки, можно было бы сказать, что эта старуха вполне здорова. Мокрушкин подошел к ней, проверил пульс, отключил аппаратуру, накрыл лицо одеялом и обернулся к гостям.