Дом одинокого молодого человека : Французские писатели о молодежи

Его раздражало то, как манерно Элен держала вилку. А когда она подзывала официанта в пиццерии, то делала это таким тоном, как будто обращалась с наказами к управляющему большого имения. Ее, пожалуй, нельзя было бы назвать «воображалой»; однако независимо от того, обсасывала ли она куриную косточку или разделывала пальцами креветок, во все свои жесты она привносила ту же слегка раздражающую грацию, что и в самые изысканные занятия. Когда они обедали у родителей Дени, она просчиталась, не без оснований предположив, что в их доме церемоний за столом не разводят (впрочем, возможно, также и потому, что хотела показать свое восхищение кулинарным искусством хозяйки) и лихо подъела с тарелки весь соус, а затем с некоторым смущением обнаружила, что из всех присутствующих такую вольность себе позволила она одна: в его семье достаточно хорошо знали правила хорошего тона, чтобы соблюдать их хотя бы в присутствии наиболее почетных гостей. А г-жа Маджера, заметив ее жест, посмотрела на нее удовлетворенным взглядом, каким одаривают невестку, которая не станет манерничать.

Иногда они заходили в ресторан, возле Художественной школы. Они приглянулись одной старой официантке с затянутыми в узел волосами, носившей отделанный фестончиками передник, и та оставляла им столик в глубине зала. Поскольку цены там были значительно выше, чем в закусочных, посещаемых Дени, Элен старалась оплачивать счет под предлогом, что они находятся на ее территории. Чтобы не слишком подрывать его бюджет, она при случае примеряла к себе феминистские принципы, которые у него хватало ума высмеивать. На двадцатилетие она подарила ему великолепную кожаную куртку; подозревая, что, под видом причуды она преподносит ему полезную вещь, он изобразил восторг, неестественность которого явно не ускользнула от ее внимания. Огорчение никогда не отражалось на улыбке Элен, но ее выдавали глаза, которые она прищуривала, отчего печаль делалась еще более очевидной, особенно когда она пыталась в такие моменты заговорщически подмигивать. В тот день Дени захотелось попросить у нее прощения, но он побоялся, что его слова прозвучат не очень убедительно, и потом долго мучился угрызениями совести оттого, что так и не смог объясниться с ней откровенно. Поль точно, до единого франка, отсчитывает свою долю и спешно прощается с Дени, трогательно избегая говорить ему, что опаздывает в Художественную школу.

Теперь один, один перед жалким столиком, покрытым пластиком. Через четверть часа ему нужно быть в школе.

Официант с отсутствующим видом кладет остатки пирога в жир от бифштекса и сминает скатерть, как лист гигиенической бумаги; несколько движений тряпки и, пожалуйста, следующий. На протяжении всего обеда Дени был прижат к столу горой пальто, висевших у него за спиной; теперь клиенты направляются за ними, подолгу выискивают каждый свое, неизменно проводя ему по макушке мягкой тканью; очевидно, ему следовало бы извиниться за то, что он выбрал для обеда это место под вешалкой. Похоже, здесь ждут не дождутся, когда он покинет эти места, но при этом отнюдь не выражают готовности отдать ему сдачу. Либо лень, либо глухое желание проиграть в этой игре по одурачиванию клиента мешает ему подойти к кассе, и он продолжает сидеть за столом. В конце их трапезы Элен обычно тянулась рукой к его руке. И каждый раз он удивлялся, что у нее такая шершавая кожа, подобно натуралисту разглядывал ее худые пальцы, легкая узловатость которых выдавала темперамент художника. Нет, он не имеет права даже поиграть с ложечкой для горчицы; официант берет горчицу у него из рук («Простите, пожалуйста») и ставит на соседний стол.