Дом Одиссея

– Бедный ягненочек, – воркует она. – Бедняжечка.

Спартанский царь потихоньку поправляется, конечно. Глупо было бы выходить в море, будь он на волосок от смерти. Но путешествие будет долгим, думает Елена, и кто знает, с какими проблемами может столкнуться ее возлюбленный муж. Все-таки он стареет. Они оба больше не молоды.

– Все хорошо, – уверяет она, промокая пот с его лба. – Ты можешь на меня рассчитывать.

В некотором отдалении микенское судно Ореста поворачивает на восток, брат с сестрой стоят вместе на носу, с Пиладом за спиной, и смотрят на волны. Смотреть на море легче, чем друг на друга. Ореста по прибытии домой ждет свадьба – давно обещанный брак с дочерью Менелая. Никто не станет спрашивать мнения Гермионы об этом. Никого оно особо не интересует.

– Знаешь, у тебя замечательные волосы, – говорю я Артемиде, которая машет вслед кораблям с вершины утеса.

Охотница с удивлением поворачивается, тут же заняв оборонительную позицию, но на ее лице внезапное смущение. Она открывает рот, собираясь сказать, чтобы я скрылась, шла прочь, держала свои ядовитые замечания при себе. Но замирает. Колеблется. Тянется к пряди, свисающей на лоб, как будто только что ее заметила.

– Правда? – спрашивает она.

– О да. Совершенно роскошные. Они идеально обрамляют твое лицо, а твое тело, я хочу сказать, о небо, все эти твои мускулы, и руки, и колчан, и нагота – на самом деле статуи не отдают тебе должного.

– Ну, это потому, что, если какой-нибудь мужчина осмелится посмотреть на меня, я вырежу его глаза и скормлю своим медведям, – отвечает она чопорно.

– Знаю, – со вздохом соглашаюсь я, обвивая рукой ее широкую теплую спину. – И никому не позволяй заставлять тебя меняться.

А во дворце Одиссея – пир.

Женихи просто чудесно проводят время.

Больше вина, больше мяса, всего побольше! Фривольные баллады, смешные песенки, песни радости: спойте песню о том, как Менелай потерял свою жену, спойте песню о том, как он удрал поджав хвост, спойте!

Лишь на этот короткий вечер враги становятся союзниками, а соперники – друзьями. Антиной обнимает Эвримаха за плечи и восклицает:

– Мы показали этим спартанцам, да? Явились сюда, строили из себя невесть что, но мы показали, кто тут главный!

– Ну, на самом деле я, э-э-э…

– Просто заткнись, Эвримах, заткнись, заткнись, заткнись! ЕЩЕ ВИНА! Всем еще вина!

В неровном свете факела Лаэрт слезает с вредного старого осла, который привез его назад на ферму. Урания с Эос сидят в повозке позади него, заваленные безделушками и дорогими подарками от отцов женихов в благодарность тем, кто, весьма вероятно, спас жизни их сыновей.

– Куда ты хочешь убрать все это? – спрашивает Урания, но Лаэрт уже скидывает сандалии и рыщет вокруг в поисках своей любимой, второй по засаленности, туники. Недолго побыть царем – это весело и прочее, но он не без причины так любит простую жизнь, домашний очаг, где никто не удивляется, когда он бродит повсюду в чем мать родила или говорит с набитым ртом.

– Оставьте где угодно! – он небрежно машет рукой из-за уже закрывающейся двери. – Мне и своего хлама хватает!

В это время в доках.

– Он тонет, он так быстро уходит под воду, нужно позвать на помощь, нужно…

– Нет, Эгиптий. Нет.

Эгиптий на мгновение перестает отчаянно размахивать руками и смотрит в глаза старому Медону, спокойно и с удовлетворением взирающему на гавань с пристани. Затем тоже смотрит на гавань, в которой, ну да, вот он, боевой корабль – единственный оставшийся в бухте – мрачно кренится на один бок. Это же тот корабль, припоминает он, который построили старый Эвпейт, мудрый Полибий и их сыновья-женихи, чтобы патрулировать прибрежные воды. Он весьма пригодился царице, но теперь, когда царица снова во дворце, похоже, встретил свою неизбежную судьбу. Забавно, как все складывается, мелькает у него мысль.

– Он затруднит движение в гавани, если затонет прямо там, – говорит он наконец.

– Да, полагаю, что так.

– И будет производить ужасное впечатление – представь, увидеть прекрасное судно в таком состоянии, едва заходишь в гавань.

– Не думал об этом с такой точки зрения.

– Люди будут смотреть на него и думать: вот вам и мореходы Итаки.

– Именно, – подтверждает Медон. – Можно сказать, что это своего рода предупреждение. Интересно, что скажут женихи, учитывая, что изначально это был их корабль.

Эгиптий кивает, прищелкнув языком.

– Забавная история.

– Еще какая, – соглашается Медон.

И эти двое еще некоторое время стоят, наблюдая, как уходит на дно корабль.

– О Кенамон, я, э-э-э…

– Моя госпожа, я не подумал, что ты можешь оказаться в этом саду в… ух…

– Нет, прошу меня простить, я вообще-то… ну, как видишь. Я просто направлялась к себе.

– Конечно. Прости. Извини меня. Я… э-э-э… позволю тебе, как ты и говоришь.

– Да, спасибо. Как ты и говоришь.

Египтянин стоит в дверях перед итакийской царицей.

Она говорит:

– Песни, которые ты поешь…

И в этот момент он выпаливает:

– Надеюсь, я не потревожил тебя своими… о…

Боги не заглядывают в этот сад нынче ночью. Лишь я отправляю прощальный поцелуй этой парочке, неловко застывшей в темноте, и ускользаю прочь.