Дом Одиссея

– Она готова была уйти. Я просто показала ей возможность выпустить свои желания.

– А Менелай?

Я вздохнула.

– Менелай и его брат… никогда не относились к моим последователям. Они желали, бесспорно. Они желали больше, чем большинство людей осмеливались мечтать: царств, богатства, власти, мести, славы. Все это мне совершенно ни к чему. Они не положат конец страданиям, не подарят человеку удовлетворение. Мысль о любви – той, от которой душа учится летать, находить наслаждение в полете другой души, – ни разу не приходила им в голову. Поэтому они никогда мне не принадлежали.

Афина согласно кивает, словно на этот вопрос она и так знала ответ и теперь радуется подтверждению, что он был правильный.

– Отец жалуется, что смертные винят нас во всех своих поступках. Постоянно ругается из-за их непоследовательности: люди, рожденные свободными, тем не менее неспособны принять ответственность за собственные поступки и за страдания, которые сами себе причиняют. В себе он этой непоследовательности не видит, хотя сам тоже не берет на себя ответственность. Как и никто из нас. Мы наслаждаемся своей силой, никогда не думая о последствиях. Может быть, мы и не подталкиваем смертных к выбору, который они делают, но, являясь примером для них, теми, кто стоит над ними, мы должны указывать путь и за это тоже отвечаем. Ты и я, сестра, – мы тоже в ответе, но постоянно заставляем расплачиваться других.

Я касаюсь пальцами ее прохладной ладони, и она не отдергивает ее.

Я обнимаю ее, прижимаю к себе, как делают сестры. И в эту ночь, когда фурии хохочут в вышине и море бушует у берегов Итаки, Афина не упрекает меня за это проявление чувств.

Глава 19

Менелай охотится.

Никострат в своей украденной броне, роскошной и отполированной до блеска, присоединяется к нему.

– Он что, так кроликов боится? – бормочет Эвриклея, старая нянька.

У нее свое мнение о том, как должны охотиться мужчины: в идеале – практически обнаженными, чтобы продемонстрировать свое бесстрашие и мужественность. Когда она рассказывает историю об Одиссее и кабане, с каждым пересказом одежды на нем становится все меньше и меньше, поэтому нынче он уже в одной набедренной повязке, голышом и с куском тетивы вместо оружия.

Пенелопа не удостаивает россказни Эвриклеи внимания. На протяжении долгих лет у нее не находилось лишнего времени для няньки, и бормотание старухи не меняет этой ситуации.

Менелай не надевает броню, но берет с собой старый меч, изрядно потрепанный временем, с выщербленным, сильно заточенным лезвием. Раб с охапкой дротиков и копий идет за ним, готовый подать оружие блуждающему царю. Отряд из пятнадцати спартанских воинов сопровождает его и его сына, и почти двадцать человек побегут впереди, чтобы разведать незнакомую местность и предупредить о появлении подходящего зверя.

Пенелопа говорит:

– Позволь послать с вами славного Пейсенора, человека, отлично знающего эти земли.

– Не стоит! – смеется Менелай. – Я прекрасно справлялся, охотясь ради пропитания армии под стенами Трои; уверен, что и на твоем прекрасном островке найдется добыча, достойная сегодняшнего пира!

– Быстрым кораблем на Кефалонию – вы можете попасть туда еще до того, как солнце окажется в зените, – где охота великолепная, намного лучше, чем на Итаке…

– Одиссей и его отец любили эту скалу, а я доверяю их суждениям! Не беспокойся об этом, сестра, мы не станем обузой!

На этом всадники Спарты пускают лошадей рысью, а пешие спартанцы бегут с ними бок о бок трусцой, в весьма впечатляющей и мужественной манере, которой придерживаются до тех пор, пока их видят из города, а затем сбавляют скорость до разумной, переходя на шаг.

– Отправь женщин проследить за ними издалека, – шепчет Пенелопа на ухо Эос, наблюдая, как процессия удаляется. – Сообщайте мне, куда они направятся.

Эос кивает и скользит прочь.

Елена стоит позади, в компании вездесущих служанок.

– Сестрица! А сестрица! – щебечет она, когда Пенелопа собирается возвращаться во дворец. – Присоединишься ко мне за бокальчиком?

Обычный день из жизни Пенелопы, если честно, чересчур уныл для меня. Возможно, он больше заинтересовал бы Геру и Афину, с учетом того, что по большей части состоит из подсчета поголовья козлов, споров из-за цен на масло, переговоров об оплате каменщикам и плотникам и тому подобного. Никаких утонченных наслаждений царственного досуга вроде прослушивания музыки или чтения любовной поэзии, создания прелестных нарядов или обсуждения с матронами брачных перспектив их вошедших в возраст дочерей.

Жизнь на Итаке, сказать по правде, – полная скука, отчего прибытие прекрасной Елены, знающей толк в радостях жизни, становится довольно тяжелым испытанием для хозяйки дворца. И вот они сидят под бело-голубым тентом, натянутым между веткой оливы и шпалерами вьющихся цветов со сладким ароматом, и Зосима с Трифосой подают вино Елене в золотом кубке, а Автоноя наливает самую малость Пенелопе в керамическую чашку.