Читаем Дом паука полностью

Они вышли на голубиный рынок возле старой мечети недалеко от Баб эль-Гиссы. Было что-то неестественное в сегодняшнем дне, однако Стенхэм никак не мог понять, что же постоянно наводит его на эту мысль. В квартале, как всегда, работа шла своим чередом, — в основном, здесь разместились маслобойни и столярные мастерские. Ослики, не чаще и не реже обычного, сновали взад-вперед, ребятишки несли подносы с тестом и уже испеченным хлебом к печам и назад, девушки и старухи шли от общественных источников с полными кувшинами. В то же время была какая-то четкая, пусть и трудноопределимая разница между сегодняшним днем и другими днями — не плод воображения, в этом Стенхэм не сомневался, но в чем она состояла, он сказать не мог. Быть может, выражение лиц? Нет, решил Стенхэм, оно было, как всегда, непроницаемым, непостижимым.

Наконец они зашли в глухой проход, сразу за школой Лемтийин, — узкий, длинный проулок, кончавшийся аркой, ворота в которой всегда были открыты нараспашку. Раздвоенные листья бананов покачивались над стеной, точно скомканные бумажные украшения давно прошедшего празднества. Вдруг, глядя на обезлюдевший проход, Стенхэм разом понял, чего же не хватает.

— О! — удовлетворенно произнес он.

— Что случилось?

— Я все думал: как-то странно выглядит сегодня это место, но никак не мог догадаться, в чем дело. Теперь я понимаю. Все мальчишки и молодые люди куда-то подевались. Мы не встретили ни одного паренька старше двенадцати и ни одного мужчины до тридцати с тех пор, как вышли из гостиницы.

— Это плохо? — спросила Ли.

— Судя по всему, не очень хорошо. Дураки-французы думают, что если им удастся засадить весь молодняк за решетку, можно миновать серьезной беды. Возможно, сегодня в городе происходит что-то грандиозное, и все хотят посмотреть. Только трудно сказать что.

— Я не хочу попасть в толпу, — заявила Ли. — Мне все нравится, куда бы мы ни шли и что бы ни делали, но только до тех пор, пока нам не встретится толпа. Я знаю, что бывает, когда попадаешь в давку. По-моему, нет ничего ужаснее.

Они пошли медленнее.

— Пожалуй, я с вами согласен, — сказал Стенхэм. Неожиданно он остановился. — Послушайте, что я вам скажу. Если вы не раздумали погулять еще немного, — пожалуй, безопаснее будет вернуться, выйти через Баб эль-Гиссу и пройти с той стороны стены. Так мы, по крайней мере, не попадем в западню в Талаа. Просто доберемся до Бу-Джелуда чуть позже, вот и все.

Ли посмотрела на него, словно не понимая, почему он не предложил этого с самого начала, но сказала только:

— Хорошо.

Еще минут десять они шли обратно, пока не вернулись к мечети. Массивная арка ворот Баб эль-Гисса осталась позади, чуть выше на склоне холма; она выглядела как небольшая крепость, внутри французы все переделали и разместили там полицейский участок. Стенхэм и Ли миновали первые ворота и оказались в прохладном полумраке. Потом свернули налево, направо, и тут впереди показались поросшие деревьями холмы. Когда они проходили внешнюю арку, двое французских полицейских, о чем-то коротко посовещавшись, окликнули их.

— Куда направляетесь, господа?

Стенхэм ответил, что они гуляют.

— Вы из «Меринид-Паласа»?

Стенхэм ответил, что да.

— Когда пойдете обратно в медину, в гостиницу, вам придется воспользоваться другими воротами, — сказал полицейский.

Стенхэм ответил, что они так и сделают.

— А когда вернетесь с прогулки, постарайтесь больше не выходить вплоть до дальнейших распоряжений. Вас должны были предупредить об этом еще в гостинице. В квартале беспорядки.

Стенхэм поблагодарил полицейского, и они прошли дальше.

— Теперь нам придется немного уклониться от нашего маршрута, — быстро шепнул он Ли, — иначе они заметят, что мы идем не туда, куда велено, и опять нас остановят.

Они пошли прямо в сторону холмов, пока не добрались до шоссе. Остановившись там, они оглянулись. Позади виднелась гладь крепостной стены, разорванная лишь аркой Баб эль-Гиссы. Можно было различить и полицейских — два крохотных синих пятнышка на фоне чернеющего входа.

Когда дорога свернула, Стенхэм и Ли двинулись через кладбище, срезая путь, чтобы попасть на тропу, идущую, в основном, параллельно стене, по очень неровной, бугристой почве. Двигаясь вровень с верхом стены, они видели дальние окраины медины, потом оказались в глубокой лощине, где тропинка вилась между рядов кактусов и алоэ, а с обеих сторон теснились крутые пыльные склоны, уходящие в небо. Затем насыпи ушли вниз, а тропинка, выбравшись из оврага, потянулась по извилистому гребню холма. Козы бродили внизу под оливами, пощипывая чахлую траву. Стенхэм и Ли обошли отвесные утесы: оттуда доносился лай собак, охранявших вход в пещеры, вручную вырытые в глине, пронзительные детские вопли и время от времени — стук барабанов.

Потом они очутились на выжженном солнцем поле, прорезанном широкими черными трещинами.

— Вот это да! Все равно что в духовку залезть, — сказала Ли.

— На обратном пути возьмем такси.

— Если доберемся. Далеко еще?

— Нет. Но предупреждаю — очень скоро вам придется зажать нос.

Перейти на страницу:

Все книги серии Creme de la Creme

Темная весна
Темная весна

«Уника Цюрн пишет так, что каждое предложение имеет одинаковый вес. Это литература, построенная без драматургии кульминаций. Это зеркальная драматургия, драматургия замкнутого круга».Эльфрида ЕлинекЭтой тонкой книжке место на прикроватном столике у тех, кого волнует ночь за гранью рассудка, но кто достаточно силен, чтобы всегда возвращаться из путешествия на ее край. Впрочем, нелишне помнить, что Уника Цюрн покончила с собой в возрасте 55 лет, когда невозвращения случаются гораздо реже, чем в пору отважного легкомыслия. Но людям с такими именами общий закон не писан. Такое впечатление, что эта уроженка Берлина умудрилась не заметить войны, работая с конца 1930-х на студии «УФА», выходя замуж, бросая мужа с двумя маленькими детьми и зарабатывая журналистикой. Первое значительное событие в ее жизни — встреча с сюрреалистом Хансом Беллмером в 1953-м году, последнее — случившийся вскоре первый опыт с мескалином под руководством другого сюрреалиста, Анри Мишо. В течение приблизительно десяти лет Уника — муза и модель Беллмера, соавтор его «автоматических» стихов, небезуспешно пробующая себя в литературе. Ее 60-е — это тяжкое похмелье, которое накроет «торчащий» молодняк лишь в следующем десятилетии. В 1970 году очередной приступ бросил Унику из окна ее парижской квартиры. В своих ровных фиксациях бреда от третьего лица она тоскует по поэзии и горюет о бедности языка без особого мелодраматизма. Ей, наряду с Ван Гогом и Арто, посвятил Фассбиндер экранизацию набоковского «Отчаяния». Обреченные — они сбиваются в стаи.Павел Соболев

Уника Цюрн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги