Дом под черемухой

Сашка пожал плечами, ничего не ответил. Отвернулся. Все-таки ему, наверное, было не по себе. Колька Цыганков сделал вид, что к нему это не относится. Егор же медленно прогудел:

— А это как нам Алексей скажет. Будем пахать, не будем пахать, не знаю. Алексей велел тут ждать.

— Ну бог с вами, ждите, — махнула рукой Евдокия.

Мужики постояли, взяли из кабин телогрейки и пошли вниз, где ветер был потише. Там и легли на телогрейки.

— Пошли-и… — пропела им вслед Колобихина, а когда мужики прилегли, озабоченно взглянула на подругу: — Чо ж теперь будет-то, Дуся? Вальке нагореть может. Это надо ж, какая отчаянная. Наскочила на Брагина. Я б побоялась…

— Ничего ей не будет. Скажу, сама ей так наказала.

— А тебе?

— Мне? Не знаю. Да разве в этом дело, Нинша? Мы ведь правильно сделали, что не дали пахать Мертвое поле? Сама как считаешь, правильно или нет?

— Правильно-то правильно… — вздохнула Нинша.

— Ну и все. Не дали уродовать землю, а остальное — ерунда. Попадет, не попадет — не в этом дело. Иначе Брагина и не остановить. Да и где наша не пропадала! Ой, — вдруг спохватилась она, — сколько времени потеряли из-за этих охламонов. Солнышко уж вон где! Вот что, Нинша, вы гоните тракторы на свои загонки, ставьте их там и ступайте отдыхать. А я еще тут… — и пошла к Валентининому трактору.

Та сидела в кабине растерянная, лицо — в красных пятнах.

— Ну, чего распереживалась?! — добродушно прикрикнула на нее Евдокия. — Ты все правильно сделала. Так их, чертей! И не шибко беспокойся. В случае чего, скажу, что сама тебе велела.

— А мне защитники не нужны, — расцепила Валентина спекшиеся губы. — Сама сделала, сама и отвечу.

— Когда придется отвечать — все ответим. Дело общее, — глухо сказала Евдокия. — А теперь поезжай вниз, на свою загонку. Ставь трактор и иди отдыхай. Сегодня, наверно, позже начнем вторую смену.

Валентина молча вылезла из машины, стала возиться с пускачом. Капот спереди был погнут, исцарапан. Она с жалостью его оглядывала. Потом завела двигатель, и скоро трактор побежал вниз.

«Ну и язва, — подумала Евдокия. — Язва, а смелая…»

Колобихина стояла рядом, глядела вслед пылящему оранжевому трактору, а свой заводить не спешила.

— А ты чего ждешь? — спросила ее Евдокия.

— Я с тобой останусь.

— Не дури, Нинша. Сегодня еще мантулить да мантулить. Без отдыха чего ты наработаешь?

— А-а, не впервой.

— Гляди сама… — махнула рукой и только сейчас поняла, как устала. Сил не было уговаривать.

Внизу, у подножия склона, поднимался жиденький дымок.

— Костер жгут, — сказала Колобихина.

— Надо и нам отдохнуть. Да и колотит всю…

Они зашли на подветренную сторону трактора и, подстелив телогрейки, легли. Пахло полынью и нагретой землей, и так хорошо лежать, глядя в синее небо. Лежать и ни о чем не думать и чувствовать, как медленно, капля по капле, возвращаются силы, будто из земли идут. И еще подумалось Евдокии, что будущей весной вспомнит, как лежала она на теплой земле, глядя в небо. Останется в ней ощущение тишины и покоя.

Колобихина вдруг рассмеялась.

— Ты чего? — не поднимая головы, спросила Евдокия.

— Да смешно, как ты воюешь с ними. С родней-то будущей.

— Смешного мало, — проговорила Евдокия. — Дочь-то всего одна. Вот и переживаю за нее, мучаюсь. Было бы хоть двое… Ты счастливей меня, Нинша, у тебя трое.

— Нашла счастье, — хохотнула Колобихина.

— Счастье, счастье, Нинша. Ты сама этого не понимаешь. У меня Юлия одна, и с ней не могу общий язык найти. Будто совсем мы с ней разные люди. И думаем по-разному. Вот как все вышло. И знаешь, что я подумала? Когда уйду с трактора, здесь вместо меня Галка останется.

— Галка? — Колобихина удивленно скосила на подругу глаза.

— Галка, — сказала Евдокия со вздохом. — Хорошая девчонка, работящая. И землю любит. Поверь мне, о ней мы еще услышим. Она нас с тобой перещеголяет. Я о Гале в последнее время много думаю. И знаешь, отношусь к ней как-то… ну, как к дочери, что ли… Родность какую-то к ней чувствую. Будто дочь она мне. Не по крови, по духу.

— Ой, не жалей, что у тебя их мало. С моими, троими, попробуй-ка сладь… Да был бы еще мужик путевый, а то горе, не мужик. Что он есть, что его нет. Никакого толку… Пошлю я его, однако, к такой-то матери. Буду жить одна.

Евдокия встрепенулась:

— Да ты что, Нинша? А дети? Какой ни есть, а отец.

Колобихина мрачно усмехнулась:

— Не отец, названье одно. Запился ведь совсем.

— Где они ее берут, проклятую? Шофера, что ли, из города везут?