Дом под черемухой

— А-а, партизанка явилась, — проговорил без особой радости.

— Это почему «партизанка»?

— Будто сама не знаешь. На Брагина наскочили трактором. Радиатор помяли. Это как называется?

— Не знаю, как это называется. А вот когда пашут землю, на которую нет плана, это называется авантюризмом. Это я знаю точно. Может, еще и похлеще называется. Я сейчас пойду к Ледневу и как коммунист и член бюро буду требовать, чтобы было собрание. Вот там и поговорим и о партизанщине, и обо всем остальном.

Постников вяло отмахнулся:

— Ты не шуми, не шуми. Чуть чего, сразу бюро, собрание… Без собрания не разберемся, что ли?

— Так не я же этот разговор затеяла, — сказала Евдокия, остывая. — Не я посылала Брагина на авантюру.

— Ну, будет тебе. Авантюра, авантюра… Грамотные какие все стали. Как у вас там на поле? Закончили?

— Закончили, Николай Николаич. Посеяли, прикатали.

— Ну молодцы! Как думаешь, урожай будет?

— Кто его знает, — осторожно сказала Евдокия. — Как погода. Сейчас бы теплый дождик, да хоро-о-ший, а то вон какой ветрище. Сушит землю. Дождик был бы — спасение.

— Да-а, — Постников поскреб в затылке. — Дождь позарез нужен. А с катками вы ловко придумали — по два. Мы потом всем дали такое указание. А с Мертвым полем — бог с ним, забудем.

Евдокия вздохнула:

— Забывать его никак нельзя, Николай Николаич. Ты вот что: пошли-ка Брагиных. Пускай заровняют, где напортили. А осенью надо удобрении подвезти, разбросать. Да под снег каких-нибудь трав посеять. Без техники. Из лукошка, как в старину.

— Ладно. Подключим к этому делу агронома. Пусть подумает, как лучше лечить землю. Что-нибудь придумаем… Ну а за работу спасибо вашему звену. Выручили колхоз.

— Спасибом не отделаешься. Машину в город обещал?

— Обещал. Съездите, пока междупарье. А то ведь сенокос скоро. В общем, давайте. Я скажу Коржову, чтоб машину готовил. Договорились, Евдокия Никитична?

— Договорились.

Евдокия вышла.

К правлению подъезжал на мотоцикле Леднев. Увидев Евдокию, подошел, улыбаясь.

— Как у вас, Евдокия Никитична, все в норме?

— Закончили, слава богу.

— Ну и порядок, — он загадочно улыбался, будто ждал еще каких-то ее слов, какого-то продолжения.

Евдокия спросила:

— О происшествии на Мертвом поле знаете? Докладывали?

— Знаю, все знаю. На Брагине лица не было. Как пираты, говорит, налетели. Трактор побили… Все вы правильно сделали, Никитична. К вам — никаких претензий. А Постников жалеет, что затеял эту историю. Но я думаю, надо это дело спустить на тормозах. Без огласки. А то и его начнут теребить, и вас, и всех. А люди и без того замотались. Надо хоть малость отдохнуть перед сенокосом. Согласны, Евдокия Никитична?

— Ладно, шут с ними. Только Мертвое поле пусть не трогают.

— Это само собой… Так и решим для себя… — Леднев что-то мялся. И вдруг спросил: — Евдокия Никитична, а правда, что Юлия будет поступать в училище на вышивальщицу?

Евдокия опешила:

— А что?

— Ничего. Просто интересно.

— Андрюша, а правда, что ты перед ней глаза опускаешь? И краснеешь? — спросила Евдокия.

Она думала, что он засмеется или рассердится. Леднев не рассмеялся и не рассердился. Покраснел. Опустил глаза и молчал некоторое время, как бы раздумывая, что ответить, и выражение его лица было невеселое, какое-то тоскливое. И лукавое, насмешливое сползло само собой с лица Евдокии. Жаль ей его стало. Как они живут с дочкой Коржова, хорошо, плохо ли — о том она не знает, да и знать ей не надо.

А Леднев нахмурился и, глядя в сторону, сказал тихо:

— Правда, Евдокия Никитична.

— Андрюша, да ты сдурел, что ли? Ты что говоришь-то?

Он улыбнулся как-то вымученно.

— Как есть, так и говорю. Да вы не пугайтесь. Я же — тайно. И зла никому не сделаю. Я же все понимаю… Не надо обо мне плохо думать… А про Юлию я спросил… В общем, пусть поступает, куда душа лежит. Чтоб ей лучше было. И не судите меня. Ладно?

Ответила ему глазами — дескать, ладно — и пошла прочь, растерянная, потрясенная откровенностью Леднева. Жалела, что задала ему свой вопрос. Лучше бы ни о чем не спрашивала, спокойнее было бы.

8

При въезде в город машина остановилась. Шофер Пашка заглянул в кузов, весело спросил:

— На какой вас базар? На старый или на новый?

— На тот, который побойчее! — крикнула Колобихина.

— Давай на старый! — приказала Евдокия.

Старый базар она знала давно и любила на нем бывать. Еще девчонкой ездила на подводе с отцом и матерью на этот городской рынок, и какой это был для нее праздник! Старый базар был на самом деле очень старый, старинный, невесть в какие давние года обосновавшийся в бывшем центре города, неподалеку от реки. Стояли на огороженной площади старинные, еще купеческие лабазы затейливой кладки из красного кирпича с округлыми окнами, на которые под вечер опускались тяжелые жалюзи. Там и сям разбросаны бревенчатые, старой рубки павильоны, разные лавки, а также длинные, под навесом, торговые ряды, где продавалась всякая всячина, свезенная охотниками, рыбаками и крестьянами из окрестных сел и деревень.