Когда мы вошли в комнату, Элис вязала. Я помню мое удивление, потому что все женщины, которых я знала, коротали время с помощью шитья; я никогда не видела, как вяжут. Рядом с Элис на диване сидела полная девушка с прыщавым лицом; она казалась близорукой. Очевидно, это была Мэри, подопечная Роберта Брэндсона, о которой говорил мне Аксель. Я перевела взгляд с двух некрасивых женщин на третью, сидевшую у камина на стуле с высокой спинкой. У нее было поразительное лицо — возможно, не столь красивое и привлекательное, как у моей мамы, но все же прекрасное, с черными волосами, тронутыми на висках сединой, и широкими раскосыми глазами, напоминавшими глаза Неда. Ей было лет сорок пять.
Когда мы вошли в комнату, она встала и приблизилась к нам; каждое ее движение свидетельствовало о том, что она является главным персонажем этой сцены.
— Ну, Джордж, — обратилась она к Акселю, — тебе потребовалось десять месяцев, чтобы найти жену-англичанку, но, должна признать, твоя неторопливость привела к отличному результату! Твоя супруга очаровательна.
Она привлекла меня к себе и расцеловала в обе щеки своими прохладными сухими губами.
— Добро пожаловать в твой новый дом, дитя.
Мне не понравилось ее обращение «дитя», но я сделала реверанс, приветливо улыбнулась и пробормотала слова благодарности.
— Здравствуй, Эстер, — обратился Аксель к мачехе, не поцеловав ее, и я решила, что он не питает теплых чувств ни к одному члену семьи. — Ты выглядишь значительно лучше, чем в последний раз, когда я видел тебя.
— Пожалуйста, Джордж, не напоминай мне о страшных днях следствия… Мэри, подойди сюда — ты ведь не прикована к дивану, нет? Так-то лучше… моя дорогая, это — Мэри Мур, крестная дочь моего мужа, она живет с нами — о, наконец-то появился Вир! Где ты был, Вир? Джордж и его жена только что спустились сюда.
Он оказался худощавым и бледным. Похоже, Вир унаследовал телосложение матери, но больше ничем на нее не походил. Его волосы и ресницы были светлыми, а кожа — почти по-женски нежной. Самое сильное впечатление произвели на меня его темно-синие глаза; я обратила на них особое внимание, поскольку его улыбка совсем их не затронула, они остались бесстрастными.
— Привет, Джордж, — сказал он, и я заметила, что он говорил на безупречном английском, однако в его голосе, как и в глазах, отсутствовала теплота. — Мы уже начали думать, что ты не вернешься в Хэролдсдайк.
Он произнес эту фразу без всякого разочарования. Также в его голосе не прозвучала и радость. Странное отсутствие эмоций смутило меня.
Нас представили друг другу; он ответил на мое приветствие любезно, но я по-прежнему чувствовала себя в его обществе неловко. Мы побеседовали минут десять в этой изящной, хорошо освещенной комнате, затем дворецкий объявил, что ужин подан, и мы прошли в столовую. Я проголодалась за время долгого путешествия и обрадовалась, увидев, что нас ждет полноценная еда, а не традиционный шестичасовой чай. Мы обедали днем где-то у границы Суссекса, с тех пор прошло много времени.
В столовой стоял подсвечник, яркий свет падал на серебро. Аксель без колебаний сел во главе стола, а я остановилась, боясь обидеть кого-то.
Аксель нахмурился и едва заметным жестом указал мне на противоположный край стола. Я быстро прошла к стулу и поспешно села.
Я не поняла, что вызвало у всех растерянность. Я начала гадать, какую ошибку я совершила. Вир, внезапно оказавшийся справа от меня, пробормотал:
— Ты не будешь читать молитву?
Я молчала.
— По-моему, нет нужды читать молитву чаще одного раза в день, — сказал Аксель со своего места. — Моя жена привыкла читать молитву только за обедом.
— Это правильно, — согласилась Эстер, сидевшая справа от Акселя. — Времена меняются. Сейчас только нонконформисты читают молитву перед каждой едой… Мэри, дорогая, постарайся выпрямиться! Что будет с твоей фигурой, если ты не перестанешь сутулиться?
— Вряд ли она станет еще хуже, подумала я и пожалела бедную девочку, которая, покраснев, расправила плечи. Я отметила, что Эстер, помимо медового голоса, обладает безжалостным язычком.
Ужин начался. Мы поглощали ростбиф, когда дверь открылась и в комнату вошел Нед. Я впервые увидела его при ярком освещении. Меня поразила грязная и поношенная одежда, которая была на нем. Он явно не потрудился умыться и переодеться перед едой.
— Извините за опоздание, — сказал он. — Я занимался лошадьми.
Возникла пауза. Аксель положил нож и откинулся на спинку стула.
— Чья это обязанность — заниматься лошадьми?
Нед замер, положив руку на спинку своего стула.
— Ну?
— Грумов.
— Я нанял тебя грумом?
— Нет.
— Тогда впредь не опаздывай к столу и не занимайся лошадьми во время ужина.
Нед молчал. Я заметила, что его уши стали пунцовыми.
— К сожалению, я не могу пустить тебя за стол в таком виде. Ты похож на работника. Иди есть на кухню. Если ты еще раз проявишь подобным образом неуважение к окружающим, я прикажу тебя высечь.
В комнате воцарилась тишина.
— Ты меня понял?
Все молчали.
— Отвечай мне!
— Да, — сказал Нед, — проклятый иностранец.
Он ушел, хлопнув дверью; из холла донесся топот, Нед удалился в сторону кухни.