Дом под утопающей звездой

Князь сделался белее полотна и, пошатываясь, опустился в кресло. Княжна Тереза стояла с минуту с опущенными глазами; она сложила руки крестообразно на груди, как в тот раз, когда она явилась мне ночью. В этом движении было столько страдальческой покорности, что оно меня глубоко тронуло. Через минуту она повернулась к двери. Бенедикт упал перед ней на колени. «Простите!» — шептал он. Она не слушала его и шла дальше; он схватил ее за легкую светлую одежду, не обращая внимания на присутствие князя. Впрочем, казалось, последний не видит и не слышит, — он пил глотками воду из стакана, который я ему подал и который случайно тут стоял.

— Почему переступили вы мой путь? — сказала теперь княжна Тереза дрожащим тихим голосом. — Без вас я прожила бы счастливо, счастливой бы умерла. Нет, я никогда бы не знала, что такое блаженство! Да, вы мне нанесли тяжелый удар, такой тяжелый, какой вы даже не подозреваете, но я все-таки благодарю вас за единое мгновение настоящего, безграничного блаженства… Знаете, в тот раз, на Петршине?.. Я спокойно жила в этом старом доме, я думала, что жизнь есть вышивание и чтение стихов, и только по временам в моей душе поднималось что-то загадочное, точно сомнение, и затем мои взоры улетали прочь от книги и вышивания, за решетку маленького окна в садовой беседке, где я так часто сиживала. Я любила эту узкую тихую улочку под окном, там нет домов, а над низкой стеной противоположного сада раскрывается горизонт в бесконечную даль… Даль, бесконечность! Как неопределенные сны, эти представления производят в дремлющей душе настоящее головокружение! Бесконечность, даль, что-то родственное с любовью, которая также вызывает головокружение…

Она на минуту умолкла, потом продолжала так:

— Однажды, когда моя душа вернулась из мира грез и мой взор, спустившись с облаков, снова упал на книгу и на траву узкой улицы, я увидала вас перед окном. День был солнечный, и в теплом воздухе кружилось бесконечное множество мотыльков. Вы стояли против меня, и мне казалось, что вы смотрите на меня с выражением удивления. Мне это было как-то странно. Безумная! Вы меня, скорее всего, не видели из-за густой решетки, и с увлечением художника любовались старинной скульптурой беседки. Я была счастлива. Меня рано обручили, и я любила жениха так же, как свои книги и вышивание. Но с этого дня я думала только о вас. Потом я долго не видала вас наяву, а только во сне; я думала о вас, как о цветке или звезде. Тут случилось однажды, что отец повел меня вечером на Петршин. Мне захотелось осмотреть там маленький костелик, которого я еще не знала, и отец пошел за ключом. Не знаю почему, но в этот раз, в сумерках, я больше обыкновенного думала о вас, и — вдруг — вы предстали предо мною… Вы говорили мне о своей любви, и долго сдерживаемая страсть вырвалась из моей души, как извержение вулкана… Какие я тогда проливала счастливые слезы в том маленьком костеле… Я лежала ничком… О, как больно…

Княжна Тереза не продолжала, она закрыла лицо обеими руками и все ее тело конвульсивно дрожало. А Бенедикт поднял к ней руки и воскликнул:

— Пощади, пощади! О, я безгранично люблю! Ведь передо мной раскрылась ваша душа, как мистический цветок, я ослеплен его небесным ароматом. О, моя проклятая слепота!

Князь, который громко всхлипывал, теперь вскочил, взбешенный.

— Вы забываетесь! — вскричал он, но княжна Тереза просила его, движением руки, успокоиться; когда она отняла от своего лица руки, я увидал, что ее глаза были сухи. Она не плакала. Я так глубоко сочувствовал ее горю, что терял сознание и боялся упасть. Теперь она раскрыла уста, и из ее дрожащих губ вырвался странный, горький и вместе с тем тихий, слабый смех.

— Теперь вы меня любите? — спросила она с гордой усмешкой. — Нет, вашему самолюбию льстит пустой звук моего имени, вот это ваша любовь. Какой роман — быть любимым княжной, какое торжество — видеть ее у своих ног, вымаливающей любовь, забывающей ради любви обо всем, даже о своем женском достоинстве! Но вы ошибаетесь, я вас больше не люблю, я вас ненавижу! Все, что я вам сказала, было только из уважения к самой себе. Вы бы никогда не узнали, кем и как вы любимы; я хотела незаметно, просто, без всяких объяснений исчезнуть с вашего горизонта. Судьба привела вас сюда. Я не могла поступить иначе. Я заблуждалась, но не сожалею о своем заблуждении. Это не моя вина, что вы не могли меня любить. Правда, тогда, на Петршине, вы на короткое время солгали, но я вас оправдываю, вы бы не позволили себе эту шутку, если бы знали, что я княжна. Кроме того, наказание мое заслуженно, — я не должна была поклоняться кумирам.

Бенедикт хотел возразить, но она не слушала его и холодно и гордо, как пришла, так теперь вышла из зимнего сада. Зато у князя вернулся дар слова. Я хотел покончить с этой тяжелой сценой; я быстро позвонил, поручил князя, который опирался на меня, старому слуге, очень удивившемуся моему звонку, потом быстро схватил свой портфель и, взяв под руку дрожащего Бенедикта, вывел его без дальнейших приключений на улицу.