Дом последней надежды (СИ)

Он улыбнулся детской щербатой улыбкой.

— Она поверила, что он не нарочно… мы играли в пруду, и он меня утопил. Он хотел быть единственным сыном. Наследником. А еще ему нравилось делать больно, но никто в это не верил. Я ей говорил. Раньше. Давно.

— Мне жаль.

Мальчишка махнул рукой и опустился на доски.

— У тебя хорошо… я буду заглядывать. А можно погладить?

— Если не боишься…

Он коснулся шерсти призрачного зверя, и пес заворчал, но не зло, скорее предупреждая: не следует совсем уж вольничать. Все-таки он не собака в полной мере, а призрачный страж.

— Чего мне бояться? — мальчишка гладил безголового пса. И в этой картине было что-то сюрреалистически-идиллическое.

И действительно, чего…

— Она его всегда любила больше…

Кошка, бросив крышу и духов, перебралась на дерево, откуда наблюдала уже за нами. В желтых глазах ее застыл упрек.

Несправедливо.

Или…

— Я знаю, что больше… но мне положила мяч. И серебряных монет… и еще одела красиво, чтобы было не стыдно перед богами. Но я не ушел.

— Почему?

— Сначала обидно было, что она так… его не наказали… совсем… я ждал, что она… а она сказала, что он и так настрадался… — мальчишка фыркнул. — И потом отправила к тетке. У тетки хорошо, у нее море и рыбу можно ловить… я любил там бывать. Я смотрел за ней… она плакала, да… мне грустно было, когда она плакала. И еще интересно смотреть. Он вырос… он кошек мучил. Не наших… ловил и убивал… и в морские люди ушел, а она плакала… думала, он денег хочет. Ему же нравилось смотреть, как другие умирают. Когда он приходил, от него смертью так воняло…

Мальчик чесал псу живот, а тот, позабыв про достоинство стража, лежал на спине и ногой подергивал. Оба выглядели несказанно довольными.

— А она радовалась, глупая… один раз, когда он был тут, ватагу поймали. Казнили всех. И он испугался… на самом деле он трус. Всегда боялся боли… разбойничал, но бросил… и отец умер. От отца остались деньги. Да и свои были… он мало тратил.

Духи взмыли над домом. Закружились черным вихрем, и гортанные их голоса, которые, кажется, слышала лишь я, заглушили мальчишку.

— Женился, чтобы как все… она глупая совсем… а он в город ходил. На окраины. Там дешево можно женщину купить, и если с умом, то никто искать не будет.

Вот как оно, значит…

Я сглотнула.

Повезло мне с соседями, нечего сказать. И кошка знала… она определенно знала, только молчала… почему? Неужели…

— Любит, — вздохнул мальчишка. — И сейчас этого понять не могу. Она думает, что те женщины сами виноваты были… чего еще ждать от юдзё?

Шипение.

И взмах руки, мол, отстань.

Кошка возмущена: никакого уважения к старшим. Только призраку безразлично.

— Меня теперь похоронят, а его казнят. Я останусь посмотреть. Что? Я ведь призрак… мне положено быть мстительным. Но тебе, если хочешь, помогу…

Пес зевнул.

А в ворота постучали.

— Я могу пойти с ним, — мальчишка склонил голову на бок и взгляд его сделался лукав. — Он не заметит. Хоть и силой отмечен, а все равно слепой… они все слепы, а потому видят чудовищ, там где их нет. А где есть, наоборот, не видят.

Сказал и рассыпался пеплом.

Я же поднялась, чтобы встретить нежеланного гостя.

— Вечера доброго, — он поклонился, играя в вежливость, и я ответила поклоном же.

Терраса.

Снега почти нет.

И до весны уже недолго. Она чувствуется уже в воздухе, этаким привкусом сливового цвета, хотя сами сливы еще спят глубоким сном.

Бумажные фонарики горят, разгоняя сумерки.

Столик.

Чайник и чашки.

Блюдо с рисовыми колобками, которые Араши бухнула на стол так, что становилось очевидно: гостям она не рада и с куда большим удовольствием блюдо это надела бы на голову колдуну. Он же сделал вид, что не заметил.

…он говорил.

…о вечере и сумерках, о красоте темноты, которую мало кто способен оценить. О зиме… и весне… и вообще обо всем…

— У твоего бога черное лицо, — сказала я, подливая цветочный чай в хрупкую чашку. — И три глаза…

— Его опалило пламенем чужого гнева, — колдун чашку принял и, поднеся к губам, вдохнул аромат. — Он страшен, но справедлив.

Я кивнула.

Боги в принципе справедливы. А думать иначе небезопасно.

— Чего ты хочешь от меня?

Улыбка.

— Моя матушка заплатила тебе за мою смерть?

Наклон головы.

Боги, он хорош по местным меркам. Гладкая кожа. Смугловатая, но оттенка благородного, в этой смуглоте нет ничего от пошлого крестьянского загара.

— Или ты рассчитываешь получить деньги? Этот дом?

Молчание.

И желтые одежды ему к лицу. Шапочка вот кажется смешной, особенно бант этот, но только мне. Иоко робеет перед этакой красотой.

— Я не понимаю, почему ты так упорно пытаешься избавиться от меня…

— Не я… — он позволил себе произнести два слова и мучительно скривился. — Что ты знаешь о своей матери?

…недавно я бы сказала, что, если не все, то очень и очень многое, но теперь давно уже сомневалась в собственном всеведении.

— Все зло от женщин, а я… я бы не отказался получить свободу.

Он вновь поморщился и смахнул кровь, которая потекла из носу.

— Не стоит беспокойства… иногда кровь — это всего-навсего кровь…

Глава 35