Ситон оглядел пол, покрытый ровным слоем пыли. Широкие доски так плотно прилегали друг к другу, что между ними и монетку было не просунуть. Аккорды блюза шли откуда-то снизу. В комнате вдруг стало совсем темно. Ситон опустился на четвереньки и попытался руками нащупать какие-нибудь трещины в полу. Неожиданно в зеркале что-то шевельнулось. Краем глаза Пол заметил там чей-то силуэт. Он выпрямился и обернулся, чтобы понять, что же там такое. И ничего не увидел. Пол снова медленно поднял глаза на зеркало.
Они стояли прямо за ним. Трое мужчин в цилиндрах, длинных черных пальто и шелковых кашне на шее. У одного был монокль в глазу. Все они улыбались ему, и Пол ясно видел, что это мертвецы. У того, который стоял посередине, был золотой зуб, в темноте казавшийся черным. Ситон зажмурился в надежде избавиться от наваждения. Теперь комната наполнилась запахами. Пахло камфарой, бриллиантином и сигарным дымом. Пол открыл глаза и увидел, что они придвинулись к нему на шаг. Призрак с золотым зубом стоял теперь так близко, что, кажется, мог протянуть руку и коснуться плеча Пола. Очевидно, им было страшно весело. На их лицах застыли мертвые улыбки, в мертвых глазах прыгали озорные огоньки.
Ситон бросился наутек. Он кубарем скатился по узким ступенькам и уже достиг площадки второго этажа, как вдруг где-то наверху раздался крик. Крик был таким душераздирающим, что Пол невольно остановился и прислушался.
Кругом стояла полная тишина.
— Пол!
У Ситона по ноге текла кровь. Упав с лестницы, он поранил колено и теперь чувствовал, как теплая струйка стекает по голени в носок, просачиваясь в ботинок.
— Пол!
Он судорожно сглотнул. Звала женщина. И он знал, чей это голос.
— Пол, наберись мужества! Ты должен мне помочь!
В ее голосе чувствовалась легкая хрипотца курильщицы. В ее время все курили крепкий табак. Словно прочитав его мысли, она откашлялась:
— Прошу, подожди меня!
До Пола донесся дробный стук высоких каблуков по деревянным ступеням. Это из темноты к нему шла Пандора. В тишине пустого дома Клауса Фишера шаги Пандоры звучали ужасно громко. Ситон слышал, как трещат и стонут доски под ее ногами. Он подумал, что кто бы там ни спускался вниз по лестнице, этот некто о двух ногах имел немалый вес. И Пол вдруг с ужасом понял: это был стук вовсе не каблуков. Это был стук копыт.
Оно вскрикнуло снова. Теперь уже от гнева и досады, увидев, что Пол снова бросился бежать. На этот раз Ситон не стал медлить понапрасну. Он выбежал прочь из дома, преследуемый тем, кого ненароком разбудил и восстановил против себя. Он чувствовал за спиной нечто огромное, слышал, как оно, ломая ветки, обдавая его зловонным дыханием и плотоядно урча, продирается сквозь молодую поросль. Существо неумолимо приближалось и уже сорвало рюкзак у него со спины. Неожиданно впереди показался ручей, и вот уже Ситон был по пояс в воде. Он изо всех сил рванул к другому берегу, но непростительно замешкался и решил, что теперь уж точно пропал.
Но оно не последовало за ним. Оно завопило в животной ярости, вспугнув целую стаю птиц, свивших гнезда в кронах деревьев. Ситон же, весь в крови, распростершись на другом берегу, услышал затихающие вдали тяжелые шаги. Его преследователь двинулся назад к дому.
— Матерь Божья, — прошептал Ситон, стиснув голову руками.
У Пола нестерпимо болел бок. Должно быть, он сломал ребро. Пол чувствовал, что его руки и лицо сплошь в порезах, а раненое колено распухло.
— Милостивая Матерь Божья, — повторил он и зарыдал, уткнув лицо в ладони.
В нем боролись страх и жалость к себе, и он еще долго не мог успокоиться.
Когда Пол очнулся, то увидел, что уже день, а сам он лежит на траве, свернувшись в позе эмбриона. Очевидно, тут он и проспал всю ночь. Ситон сел. Стебли и цветы на его лесном ложе примялись под весом его тела. Кровь из многочисленных порезов уже подсохла и запеклась на теле сплошной коркой. Поврежденное колено посинело и безобразно раздулось. Из-за сломанного ребра было трудно дышать, а язык распух от жажды. Пульсирующая боль отдавалась во всем теле. Пол взглянул на часы. Окошечко с датой показывало, что уже воскресенье. Он с трудом произвел нехитрые подсчеты. Оказывается, он спал около тридцати часов. Ситон даже особо не удивился. Да, его изрядно потрепало, но именно рассудок нуждался в отдыхе. Он подумал, что какое-то время находился в шоке. Тело, конечно, болело, но мозг словно обнажили и освежевали.
Пол старался не думать о произошедшем. Он даже представить себе боялся, каким было бы его состояние, проснись он не ярким солнечным утром, а глубокой ночью, в кромешной тьме. Его мир словно сдвинулся. Его мир стал другим зыбким и неоднозначным. А еще бесконечно опасным, таким, каким Ситон даже представить себе не мог. Он понимал, что к прежнему восприятию возврата нет и отныне этот ужас будет преследовать его всегда как смертельная болезнь, в правильности диагностирования которой сомневаться не приходится. Оказывается, он ничегошеньки не знал об этой жизни. Ситона вдруг пронзила сильнейшая тоска по блаженному неведению, с которым он только что распрощался.