Во второй, более взрослой книге действие происходит в Базар-Кургане во время сплошной коллективизации. Главный герой – киргизский коммунист Галим Исакеев, а центральный эпизод (стандартный в литературе «большого путешествия») – собрание бедняков, которые сначала отрицают существование кулаков, но после того, как новые истины через уши входят в голову, составляют список сорока двух хозяйств, подлежащих ликвидации. Решающему сражению предшествует традиционный квест, в ходе которого Исакеев с помощью молодых женщин и детей ищет клад с хлопком, охраняемый огромным басмачом, богатым торговцем и коварным трактирщиком («хозяином чай-ханэ»)[968]
.В январе 1933 года, в разгар голода, ЦК партии принял решение о создании при машинно-тракторных станциях независимых политотделов, которые отвечали бы за выполнение плана и борьбу с вредителями. Начальниками назначались опытные партийные организаторы, отобранные Центральным комитетом (всего 17 тысяч), а негласными заместителями – сотрудники ОГПУ. В марте 1933 года Федотова вызвали в ЦК, но в список не включили (если верить Исбаху, потому что его настоящая книга еще не была написана). Он обжаловал решение, получил назначение в политотдел Алтайского зерносовхоза и в середине апреля прибыл на место[969]
.За первым коротким письмом Исбаху последовало долгое молчание. «Не писал раньше, – объяснял он в следующем письме, – потому что первое время было не до писем. Ты представляешь себе положение, когда все руководители совхоза (за малым исключением) оказались вредителями, организация которых была до полсотни человек, когда их надо было выкорчевывать». Работа была нелегкой и «напряжение огромное», но он ни на что не жаловался, потому что «нет для большевиков таких трудностей, чтоб они не брали». Он описывал «резвые вихорьки степной пыли», обещал прислать очерк о пережитом и просил печатную машину, редактора и женорга. Политотдел размещался в «бывших кулацких домах»[970]
.Спрашиваешь, как жизнь моя? – Чудесная жизнь, охвачен работой, увлечен, работаю с легкостью (несмотря на большие трудности) и желанием таким, с каким и в Москве, по правде сознаться, не работал. Единственное, что омрачает иногда мое настроение, – отсутствие времени для чтения, для литературной работы. Веду записи в дневнике. Но книга, книга, Саша, стоит. И это больно. Чувствую иногда отсутствие литературной среды, Саша, – тебя, песенника, поэта нашего («В политотдел умчитесь вы…»), скучаю о сыне[971]
.Федор Федотов с сыном Левой
Четвертого сентября 1933 года заместитель Федотова по линии ОГПУ направил в Москву следующую телеграмму:
Федотов 29 августа под вечер, часов в пять-шесть, вместе с завгаражом, политруком Клюшкиным и командиром роты Кирилловым выехал на охоту в местность лугов, что 10–12 километров северо-западнее от центральной усадьбы зерносовхоза. Эти луга покрыты озерами, болотами, кустарниками, травой и прочим.
По прибытии на место охоты Федотов отделился от остальных и ушел вперед. На берегу озера, на лугах Федотова застал припадок эпилепсии, который его сбросил в мелкую воду, где он, очевидно, захлебнулся и утонул. В это время в том месте он был одинок и в здравом рассудке.
На другой день в шесть-семь часов вечера (30 августа) мною лично обнаружен и извлечен из воды труп Федотова, но никаких признаков насилия не обнаружено. Произведенным вскрытием трупа врачами-экспертами также никаких признаков физического насилия не установлено[972]
.13. Идеологическое вещество