Дом правительства

К моменту приезда Миронова и Агнессы из Дома выселили около четырехсот первоначальных жильцов. Одним из первых стал недавно прощенный троцкист, бывший начальник Политуправления Реввоенсовета республики и обвинитель на процессе Филиппа Миронова, Ивар Смилга. После того как его уволили из Госплана, семью – Смилгу, его жену Надежду Полуян, их двух дочерей и подругу Надежды Нину Делибаш (жену ссыльного оппозиционера Александра Иоселевича) – переселили в четырехкомнатную квартиру на улице Горького, 26 (за МХАТом). Смилга продолжал числиться «в распоряжении ЦК» и работать в издательстве Academia. Незадолго до переезда он опубликовал предисловие к новому переводу «Посмертных записок Пиквикского клуба». «Молодежь нашей страны, – писал он, – возьмет у Диккенса полезное и увлекательное и сумеет критически отнестись к его слабым сторонам. Воспитательная роль Диккенса как художника еще далеко не исчерпана. Его с удовольствием и с пользой будут читать наши потомки»[1584].

Вечером 1 декабря 1934 года Смилга, Надежда и обе девочки (пятнадцатилетняя Татьяна и двенадцатилетняя Наталья) собирались идти гулять, когда зазвонил телефон. По воспоминаниям Татьяны, «папа подошел к телефону и таким ужасным голосом говорит: «Да?! Ну хорошо. Сейчас иду, сейчас буду». Подходит… Мы уже в пальто одеты все трое. «Друзья мои! – говорит он таким странным тоном. – В Ленинграде убит Киров»[1585].

Первого января 1935 года Татьяна и Наталья рано легли после бессонной новогодней ночи. Вдруг в детскую вошел Смилга и сказал: «Ребята, вы не волнуйтесь, подбирают нас, старых оппозиционеров». Его увели под утро, после многочасового обыска. Уходя, он сказал: «Ребята, вы знаете, что вы прощаетесь с честным человеком?» Его приговорили к пяти годам в Верхнеуральском политизоляторе (примерно тогда же, когда должны были выпустить Татьяну Мягкову). В камере он занимался философией и политэкономией и читал Расина и Корнеля. Один раз Надежде разрешили его навестить. Она спросила, действительно ли он не участвовал ни в каких заговорах, но он так на нее посмотрел, что ей стало стыдно (как она потом рассказала Татьяне). 1 июля 1936 года ее тоже арестовали. Татьяна, Наталья и их няня остались в одной комнате; в другие три въехали другие семьи. Вскоре были арестованы Нина Делибаш, брат Смилги Павел и братья Надежды Ян и Дмитрий. Дмитрий был председателем суда на процессе Филиппа Миронова. Как сказал тогда Смилга, требуя смертной казни, поведение армии Конвента в Вандее было ужасно «с точки зрения индивидуального человека», но «оправдано историей». Другие видные большевики, участвовавшие в расказачивании – командующий войсками Киевского военного округа Иона Якир, директор Криворожского металлургического комбината Яков Весник, начальник Лечебно-санитарного управления Кремля Иосиф Ходоровский, член Контрольной комиссии ЦК Арон Френкель и директор московского химического завода № 12 (после отставки в 1930-м с поста председателя СНК РСФСР) Сергей Сырцов, – были расстреляны в течение последующих двух лет. Бывший начальник бронепоезда Троцкого Рудольф Петерсон, уволенный из комендантов Кремля после «Кремлевского дела» 1935 года и командированный в Киев помощником Якира по материальной части, был арестован на месяц раньше Якира (27 апреля 1937 года). В записке, которую он прислал детям из тюрьмы, говорилось: «Простите меня за все. Так нужно»[1586].

Надежда Смилга-Полуян с дочерями Натальей и Татьяной после ареста Смилги

Ивар Смилга. Тюремные фотографии

Надежда Смилга-Полуян. Тюремные фотографии

Бывший член Реввоенсовета Особой группы Южного фронта и ближайший соратник Смилги во время «дела Филиппа Миронова», Валентин Трифонов, был арестован 21 июня 1937 года. С 1932 года Трифонов работал председателем Главного концессионного комитета, но его главной заботой была боеготовность Красной армии. Незадолго до ареста он послал Сталину рукопись под названием «Контуры грядущей войны», но ответа не получил. Его сыну Юре было одиннадцать лет. Он только что сдал «испытания» за пятый класс, читал «Графа Монте-Кристо», писал рассказ «Диплодок» и планировал побег в Южную Америку. Семья жила на даче в Серебряном Бору[1587].

22 июня 1937

Сегодня меня будила мама и сказала:

– Юра! Вставай, я должна тебе что-то сказать.

Я протер глаза.

Таня привстала с постели.

– Вчера ночью, – начала мама дрогнувшим голосом, – у нас было большое несчастье, папу арестовали, – и чуть не заплакала.

Мы были в отупении…

Я нисколько не сомневаюсь, что папу выпустят, папа самый честный человек…

Сегодня у меня самый ужасный день…[1588]