Дом правительства

Я решительно порвал с оппозицией. Мне дорога партия, дорого ее прошлое, ее настоящее и ее будущее. Уверен, что под руководством ее ленинского ЦК и товарища Сталина Страна Советов и дальше неуклонно пойдет по пути утверждения социалистического общества.

В заключение: какое бы решение Комиссия партконтроля при ЦК ВКП(б) ни вынесла по моему делу, я буду и впредь связывать свою судьбу с партией. Для меня и впредь обязательно полное подчинение партийным решениям и партруководству во главе с Центральным комитетом и товарищем Сталиным[1593].

Ответ пришел через год. В прошении было отказано. Воронского исключили из Союза писателей и уволили из издательства. На допросе 25 января 1935 года (который вел свояк Бориса Волина и Бориса Ефимова, Леонид Черток) Сергей Зорин признал, что, «поддерживая в течение 1930, 1931 и 1932 гг. политические связи с Зиновьевым и Каменевым» и «являясь в отдельных взглядах их политическим единомышленником», он проявил себя как двурушник. А так как для члена партии не существовало «житейских и литературных» отношений вне политики, то и Воронский, поддерживая с Зориным житейские и литературные отношения, проявил себя как двурушник[1594].

Воронский не спорил. Главными героями его автобиографии были двойники: Бранд и Пер Гюнт, Дон Кихот и человек из подполья, подверженный рефлексии рассказчик и его одушевленный партийный псевдоним. Главными героями романов, которые он продвигал в годы великого разочарования, были либо один Моисей в двух ипостасях, либо два Моисея с одной миссией. Главным качеством Ленина как вождя революции было сочетание непреклонной решимости с «огоньком почти женской нежности к человеку». «Двурушничество» – оборотная сторона кольцовского «два лица – и один человек, но не двойственность, а синтез»[1595].

Вскоре после убийства Кирова Воронский получил сигнальный экземпляр своей книги о Гоголе. По словам его дочери Галины:

Работа эта очень увлекла отца. Одно время он говорил только о Гоголе. Дома, на прогулках, при встречах со знакомыми он всем увлеченно рассказывал отдельные эпизоды из жизни и творчества Гоголя. Однажды, холодным весенним днем, гуляли мы с отцом по Арбату, подошли к памятнику Гоголя (старому), отец сказал мне:

– Загадочный и странный человек был Гоголь, в нем есть что-то от черта. Мне кажется, что мне удалось немного приподнять завесу над его творчеством и сказать о нем новое слово. Но меня все время преследует чувство, что Гоголь не даст мне сказать то, что я хочу[1596].

Ключом к гению Гоголя Воронский считал идею двойственности, а поворотным моментом в его творчестве – повесть «Вий». «Двери сорвались с петлей, и несметная сила чудовищ влетела в божью церковь. Страшный шум от крыл и от царапанья когтей наполнил всю церковь. Все летело и носилось, ища повсюду философа».

Поначалу Хому Брута спасает нарисованный им волшебный круг.