Дом правительства

Единственным способом примирить обе стороны сердца было считать арест Пятницкого необходимой жертвой. Но тогда и арест Игоря – необходимая жертва. А этого не могло быть. Значит, арест Игоря – очищающее испытание. «Насчет Игорька я думаю словами Ф. [Энгельса]: «Все, что доброкачественно, выдерживает испытание огнем. С недоброкачественными же элементами мы охотно расстанемся… День великого решения, день битвы народов приближается, и победа будет за нами». Игорь принадлежал к числу избранных и был нужен при Армагеддоне. Пятницкий оставался загадкой[1689].

Некоторое облегчение принес процесс Рыкова и Бухарина. «Это они посеяли недоверие, вражду, наговоры, жестокость». Благодаря их разоблачению и уничтожению «будет легче дышать». 3 марта, в день, когда вышла статья Кольцова о кровавых собаках, Юлия весь день была дома.

Абсолютно нет физических сил, а днем, когда никого в квартире не было (бабушка мне принесла газету) – я вдруг очнулась от боли внизу живота, не заметила, как протанцевала танец «радости» по поводу окончательного разгрома этих «зверей», а ведь кой-кого из них я уважала, хотя уже Пятница предупредил насчет Б. Это мразь какая, и рассказал, как он стал среди всех, обросший бородой, в каком-то старом костюме на полу… И никто с ним не поздоровался. Все уже смотрели как на смердящий труп. И вот он еще страшнее, еще лживее, чем можно себе представить. Мала для этих кара – «смерть», но дышать с ними одним воздухом невозможно трудящимся. О, Пятница, не можешь ты быть с ними, мое сердце это никак не хочет принять.

Если нужно так, если не распутались насчет твоей виновности, я стану на официальную точку зрения насчет тебя во всем моем поведении, я не буду никогда около тебя, но не могу я тебя видеть ни лжецом перед партией, ни контрреволюционером. А раз так, могу ли я быть в обществе свободных советских граждан? И умереть? А такое время, когда ополчаются против нас, когда последняя, может быть, решительная борьба, и в других странах советы… и детей оставить… А вот чувствую, что нет сна, вот никого не хочется видеть, ни двигаться. И страшно в шлепанцах Пятницкого (без каблуков), так нехорошо после пляски. Это первый раз такое вдохновение телу после ареста Пятницкого[1690].

Юлия и Вова следили за процессом по газетам. Вова читал отчеты, когда приходил домой из школы, спрашивал, как убийцы готовят яд, и очень смеялся над рассказом Кольцова о том, как Крестинский попытался отказаться от своих показаний. («Блестяще ведя следствие, перекрестными допросами прокурор товарищ Вышинский загоняет облезлую троцкистскую крысу в угол. Ее писк становится все растеряннее».) По вечерам они читали «Таинственный остров» Жюль Верна. 13 марта был оглашен приговор[1691].