Дом правительства

В 1945 году у Екатерины Михайловны закончился срок. Ей было пятьдесят шесть лет. Она хотела остаться в лагерном лазарете в качестве вольнонаемной, но поселок закрыли, и ей пришлось уехать. По словам Светланы: «Жить в Москве можно только тайно. И где? Там, где живу я, у папиного брата Павла? Так невозможно было это, и нежеланна она была здесь. У знакомых – долго ли протерпят? А на что жить, как работать, где?» У нее не было ни московской прописки, ни сил на поиски. «Восемь лет, проведенные там, сломили ее, она вернулась совершенно иной, чем знали ее до ареста, и только бледные отблески прежнего блеска виделись в ней. Те, кто ждал ее возвращения к прежней живой жизни, были разочарованы – не было в ней жизни, а только желание как-нибудь прожить. «Раз живем, надо жить», – говорила она часто, и в этих словах звучали горечь и безнадежность»[1879].

Инна Гайстер. Тюремные фотографии. Предоставлено Инной Гайстер

«Очень скоро стало ясно, что мама никому не нужна и лучше ей как можно скорее уехать». Ей нашли место учетчицы на молокозаводе под Угличем, и в начале 1947 года Светлана побывала у нее. «Холодная зима. В длинном бараке со слепыми окнами у нее крошечная комната. За стенами соседи, и слышно все, что там делается. За дверью беспрерывно кто-то ходит, ругаются матом, в темном коридоре дерутся пьяные»[1880].

В конце 1948 года Советский Союз вновь перешел на осадное положение, и некоторые недавно освобожденные «члены семей изменников родины» были повторно арестованы и отправлены в ссылку. Тогда же были арестованы и сосланы некоторые из их повзрослевших детей. Майя Петерсон (22 года), Инна Гайстер (23) и дочь Татьяны Мягковой Рада Полоз (24), были арестованы в один день (23 апреля 1949 года) и оказались в одной камере. Несколькими часами ранее Инна Гайстер защитила диплом. Молодой человек в сером драповом пальто и красном шарфе, который пришел в университет ее арестовывать, дождался конца защиты и отвел ее на Лубянку. Рада Полоз всю войну проработала медсестрой на санитарном поезде, а потом поступила в Бауманский институт. Майя Петерсон «испытала чувство огромного облегчения при мысли, что теперь не надо сдавать сессию, готовиться к экзаменам по латинскому и греческому языку, античной драматургии, писать курсовую работу по Аристофану». Все были приговорены к пяти годам ссылки как «социально опасные элементы». Майю сослали в Сибирь, Инну и Раду – в Казахстан[1881].

* * *

Потребность в соблазнении дочерей врагов народа резко снизилась. По воспоминаниям Анатолия Грановского, в декабре 1944 года его вызвал Андрей Свердлов. «Он сидел неподвижно, как окоченелый труп. Живыми были только его яркие, сверлящие глаза. Я стоял перед ним по стойке «смирно»… Попросить посетителя присесть было не в его стиле». Грановский получил новое задание – стать православным священником. Делать этого он не хотел, работой провокатора тяготился, от очередного объекта «разработки» (она же «изголодавшаяся, презираемая и постылая любовница») смертельно устал. Желая спастись от «садиста Свердлова», он написал заявление о переводе обратно в Четвертое управление, сославшись на желание выполнять настоящую «мужскую работу» под командованием Павла Судоплатова. На следующий день Свердлов вновь вызвал его к себе[1882].

Он принял меня с преувеличенной вежливостью, слегка кланяясь и жестом приглашая сесть. Я остался стоять.

– Итак, – сказал он, – бравый капитан Грановский не считает Второй отдел подходящим местом для работы? Он предпочел бы заниматься мужским делом? Любопытно, что он считает мужским делом…

Я не отвечал.

– Пожалуйста, не судите комиссара Судоплатова слишком строго за то, что он не удовлетворил вашей просьбы. Боюсь, что вам придется продолжать выполнять приказы. Мои приказы. – Шутовской сарказм вдруг сменился тихой яростью. – Вы свободны. Если это повторится, будете наказаны[1883].

Анатолий Грановский, 1944 г.