Дом проблем

Вот так, почти всю жизнь, мучился Нажа Мастаев, вспоминая один из эпизодов своей жизни, который в некой степени сказался на его судьбе и всегда сам себя корил — зачем? почему не как все остальные — не сдержался, пока не прочитал «Архипелаг ГУЛАГ»: «Но была одна нация, которая совсем не поддалась психологии покорности, — не одиночки, не бунтари, а вся нация целиком. Это — чечены!»[20]

От этих слов знаменитого писателя Мастаев не только успокоился, но даже на какое-то время несколько возгордился (однако это длилось недолго). Позже, когда началась война 1994 года, он подумал иначе: действительно не как все — шальные, оттого и попадаем вечно в переделки.

А эпизоды? Какие эпизоды могли быть в жизни Нажи Мастаева, если он почти ровесник Октябрьской революции и, можно сказать, этой революции плод, точнее жертва. Родина Нажи — Макажой — завораживающий своей красотой высокогорный край, и это очень благодатный край. Но даже в таком благословенном краю много опасностей: шаг в сторону — пропасть, летом — шквал грозы, а зимой — буран, и все может снести. И чтобы выжить в таких суровых условиях, не одно поколение горцев потом орошало альпийские просторы, создавая поливные террасы, каменными изгородями огораживало пастбища от сенокосных лугов. Труд и только труд давали здесь возможность хорошо жить. Однако, как не раз с давних пор бывало, с равнин в очередной раз за добычей пришли варвары. И эти варвары, как и все захватчики, хорошо вооружены. И это не только и не столько хорошее оружие, которое и у горцев имеется, это страшное оружие — идеология, или новая религия, отрицающая Бога и превозносящая человека неимущего, и не то чтобы бедноту, а бездельников и голытьбу. И если в прежние времена на борьбу с агрессором прочной стеной вставал народ, то варвары-большевики действовали изощреннее.

Среди каждого народа есть смутьяны, отщепенцы, просто недовольные всем и вся. Вот таких партия большевиков подыскивала, подкармливала, вербовала и засылала как агитаторов, а вернее — шпионов-изменников, в свой же народ. И эти вмиг «обогатившиеся» оружием, конем и некой властью агитаторы обещали всем райскую жизнь, где все равны, все поровну и никакой эксплуатации, даже труда, ведь у зажиточных столько добра: перераспределив все, можно долго безбедно жить.

Этот грабительский подход очень соблазнителен: во все времена и повсюду бедных большинство. И как в таком случае противостоять большевистскому насилию, если в рядах разбойничьей власти оказались свои же земляки?

Наже Мастаеву было лет семь-восемь, но он отчетливо помнит тот ужас, когда вместе с голытьбой большевистские погромы докатились и до Макажоя. Его отец не захотел делиться нажитым не одним поколением горцев. За это был убит вместе с женой и старшим сыном. А маленького Нажу пощадили. С тех пор Нажа жил у дяди. И нельзя сказать, что жил плохо, хотя время было очень непростое: вроде новая власть, а вроде никакой. В таком обществе не до образования, наоборот, самые нерадивые стали верховодить, но без нахрапа: еще не окрепли, еще давали горцам заниматься традиционным хозяйством. А Макажой для труженика — благодать: очарование и щедрость завораживающе обширных альпийских лугов. Так что, когда в начале тридцатых сюда вновь явились большевики, теперь уже в виде регулярной Красной Армии, они поразились богатству местных кулаков (так с подачи Ленина стали называть всех зажиточных крестьян). Силой согнав все население на митинг, зачитали так называемый «Закон о трех колосках» Сталина, гласивший, что теперь все принадлежит только государству.

Горцы взбунтовались. Это восстание потопили в крови. Начался террор — красный террор. Из тех, кто выжил, наиболее ретивых горцев, дабы впредь не стремились созидать, отправили в далекую Сибирь, где ничего не произрастает.

Дядя Нажи представлял, что в ссылке ничего хорошего не будет, и, рискуя, догадался отпихнуть племянника: не член его семьи, что соответствовало сельскому учету.

С тех пор жизнь в горах буквально переменилась. Все обобществили, создали какие-то колхозы и советы, и какое-то отродье у власти, даже муллы назначены из этой же безродной среды.

С тех пор до своего совершеннолетия, точнее, очень ранней женитьбы, Нажа жил у родственников-односельчан. Жил очень бедно, впрочем, как и все. И он не мог представить, что можно жить еще хуже, пока в их глухом селе не появились беженцы с голодающей Украины — изможденные тени, и среди них молодая девушка, по ее словам, учительница, которая, желая хоть как-то отплатить за миску похлебки, все время виновато повторяла:

— Давайте я вас научу грамоте. Вам знания в жизни помогут.

— А тебе помогли? — грустно улыбались горцы.

Трудно сказать, помогли ли знания Наже, но он считает, что очень даже помогли. И не зря он с такой тягой и даже с удовольствием учился грамоте у украинской девушки, которую приютили в соседнем доме. Односельчане оценили рвение Мастаева, как-то пришли к нему старики и старухи и говорят: