Дом проблем

Поздняя осень в альпийских лугах. Сытость и достаток во всем, даже не вспоминаешь о дешевеющих с каждым днем деньгах. А природа! Ее не только ощущаешь каждым вздохом, каждой клеткой — она почти реально заставляет видеть, что ты паришь в чистоте небес. Ведь на равнине, в Грозном, пасмурно, дождь, грязь, слякоть, пронизывающий до костей сырой ветер. Однако этот ветер и принесенные им массивные, свинцовые тучи, что сделали мир мрачным и тоскливым, не могут одолеть не только скалистый хребет, но даже не очень высокие черные горы. И поэтому в альпийских горах осадки — редкость, небо чистое, бездонное, по ночам каждая звездочка — хоть рукой хватай, блестит, манит к себе, и мороз, крепкий, сухой, колючий. Зато днем яркое, щедрое солнце озаряет Макажойское нагорье так, что травы полыни, типчака и молочая, что за ночь приуныли, прижались к земле, вновь ожили, воспряли будто по весне, придавая ландшафту вид сухой степи. А рядом, совсем впритык, снежные вершины, на сверкающем фоне которых парит грациозный гордый орел. Вот так и Ваха хотел бы взметнуться ввысь, но ему даже пару дней не дали провести в Макажое.

Нет, не вертолет и не целый взвод прибыл за ним — всего два чеченца, слегка обросшие, на побитом уазике. Одного Ваха знает: служили вместе в Афганистане, остался на сверхсрочную службу, по слухам, недавно прибыл из Анголы, родом из соседнего села. Мастаев хотел было этих ходоков послать подальше, да дед Нажа посоветовал: «Лучше с властью, тем более новой и такой, не спорить: эти церемониться не будут, у них закона и конституции нет, есть приказ — они его тупо исполняют».

Пришлось и Вахе все исполнять. Опять в чуланчик пришло письмо, опять вызывают по тому же адресу, только ныне это не Дом политпросвещения, а Исламский университет, правда, на конверте те же силуэты Маркса и Ленина, тот же знак коммунизма «Серп и молот», рядом приютился еще один знак — тотем, как подсказали, «одинокий волк воет на Луну» — новый символ независимой Чечни.

Там, где было «Общество «Знание», теперь написано «Общество независимых», а рядом, наверное, губной помадой приписано «анархистов».

В кресле, где ранее сиживал Кныш, теперь восседает президент-генерал. На сей раз он в гражданском. При виде Мастаева поднялся:

— Почему ты не исполнил свои обязанности? Почему в Москву не отправил «итоговый протокол» выборов?

— Зачем? — удивился Ваха. — Ведь вы президент независимой Чечни, и уже присяга была.

— Что ты несешь? — громко, по-военному, закричал генерал. — В Москве бюрократы, им бумажка нужна. Молчи! Срочно отправляй протокол.

— Какой? — тих голос председателя избиркома.

— Как какой? — усы генерала вздернулись. — А что, их несколько?

— Да. Один из Москвы, другой — настоящий.

— Покажи, — генерал, словно прицеливаясь, щурясь на один глаз, бегло пробежался по обоим листкам. — Вот этот документ явно подготовлен специалистами, все четко, ясно, честно. А вот этот состряпал какой-то болван.

— Я написал как есть, — обиженно произнес Мастаев.

— Как есть — решает командир, к тому же генерал. Адъютант! — крикнул президент. — Срочно эту бумагу в Москву, самолет ждет.

Мастаев думал, что адъютант какой-нибудь молодой человек, а из соседнего кабинета появился мужчина довольно зрелого возраста, сосед по «Образцовому дому», инструктор обкома КПСС, фотография которого как лучшего агитатора-пропагандиста по вопросам атеизма висела здесь.

— Товарищ президент, — сказал бывший агитатор, — у нас положение не военное, а просто «ЧП» — чрезвычайное, поэтому надо бы ко всем обращаться по-граждански, — я помощник, а не адъютант. Привыкайте.

— Нечего мне привыкать. Лучше введите военное положение. Издайте указ.

— Это решает Москва, Кремль, — в услужливой позе стоит агитатор.

— Пусть решают! Какая народу разница — чрезвычайное или военное положение?

— Разница большая. При военном положении все решается по-военному.

— Так и надо, — перебил генерал. — Исполняйте, — он небрежно махнул помощнику и тут же более вежливо обратился к Вахе. — А у вас, молодой человек, неплохие рекомендации, — он жестом пригласил Мастаева сесть, сел сам. — И опыт работы в печатных органах. Вы вновь должны возглавить газету «Свобода».

— А — а, — стал отчего заикаться Ваха, — номера готовые будут поступать из Москвы?

— Что?! — вскочил взбешенный генерал. — Никакой Москвы. Никаких русских! Мы полностью свободны и независимы, — и, увидев исказившееся лицо Мастаева, он как-то неумело подмигнул и, неестественно гримасничая: — Пока что мы слабы. Сам знаешь, СССР — Империя! Но мы их, — он вознес указательный палец, — пользуясь нынешним бардаком в Москве, перехитрим. Ведь русские — болваны. А у нас все есть — нефть, газ; все есть — смелые джигиты. Но пока нам надо прикинуться смирными, послушными овечками, выманить у них побольше оружия: танки, самолеты, корабли.

— А зачем корабли? — изумился Ваха. — У нас ведь морей нет.

Генерал замер. Свысока, презрительно осмотрел Мастаева и недовольно отвернулся; чуть погодя, искоса глянул и выдал: