Дом проблем

От этих мыслей Мастаеву стало не только страшно, даже холодно, словно он уже в тюрьме. Он вскочил, выключил телевизор. Мрак. Тишина. Только дождь на улице, мирный храп матери на кухне, пульс в его ушах и такой же ход часов дают знать, что он еще на свободе. И, может, его мать об этом не знает, а он прилично классиков марксизма-ленинизма перечитал и помнит, что дед Нажа говорил: «Время или времена не меняются, законы общества и природы не меняются — они как Бог их нам послал, а меняются только люди». И неужели эти коммунисты вдруг стали либералами, демократами, верующими? Нет!.. Это проделки Кныша. Именно на его приемник послали эту передачу, и они, как всегда, уже знают, что он эту антигосударственную речь слушал, поздно телевизор выключил. Вот-вот за ним придут, в дверь постучат. От страха он вспомнил о потайном ходе Кныша в кладовке, даже заглянул туда: еще гуще мрак, спертая, пыльно-крысиная вонь. И если бы не стыд бросить мать, он туда бы полез, а так полез под одеяло с головой, ожидая, — вот-вот за ним придут, а вскочил от телефонного звонка:

— Мастаев? Срочно в Дом политпроса.

— Утром буду.

— Объявлено военное положение. Не подчинишься, знаешь, что будет, гвардии сержант?

— Знаю. Репрессия.

— Бегом! Засекаем, пять минут.

Ваха вновь попал в «Общество независимых» («анархистов»). Тут людей поменьше, и их президент-генерал попросил спешно убраться, а Мастаев сразу же определил: здесь был Кныш. Генерал курящих не любит, да, видимо, Кнышу запретить не может: только Кныш так усердно сминает в пепельнице окурки, а потом окурком же эту пепельницу с краев очищает, образуя в центре бугорок.

— За всю историю Чечни впервые из Москвы добрые вести, — сообщил генерал Мастаеву.

— Нам дали независимость! — ляпнул Ваха.

— Гм, — кашлянул генерал, — этого мы добились в день, когда я народу присягал, — он продемонстрировал свою офицерскую осанку, мельком глянув на себя в зеркало.

— А новость в чем? — вернул генерала в реальность Мастаев.

— А. Нам обещают оружие. Много оружия.

— Даже подлодки и корабли?

— Но-но-но! — как Кныш сказал генерал. — Это военная тайна, — заложив руки за спину, он прошелся по кабинету, о чем-то размышляя, и вдруг победно воскликнул: — Я такой залп устрою — весь мир содрогнется, будет обо мне говорить.

— Да, в день вашей присяги столько стреляли.

— Хм, это цветочки.

— А нельзя без «цветочков», то есть залпа?

— Что? Где ты видел, чтобы свободу без борьбы и войны добывали? Салага! На, — он небрежно кинул какую-то папку перед Мастаевым. — Мои первые указы, чтобы утром все «твою» газету «Свобода» читали.

— Она уже готова? Напечатана в Москве?

— Да, — важно сказал президент-генерал и вновь мечтательно уставился в потолок, говоря: — Я ныне властвую не только в Грозном, но вскоре буду и в Москве.

Мастаев развернул добротно изданную газету «Свобода». На первой полосе огромный красочный портрет генерала-президента в форме летчика. И тут же первые указы.

Указ

Президента Чеченской Республики «О государственном суверенитете Чеченской Республики» ноябрь 1991 г. № 1 г. Грозный.

Руководствуясь декларацией о государственном суверенитете и волеизъявлении граждан ЧР, объявить о государственном суверенитете Чеченской Республики с 01.11.1991 г.

Президент-генерал.

— Дэла,[104] — произнес Мастаев. — Что это за указ? У нас ведь не было никакого волеизъявления граждан, никакого референдума, чтобы провозглашать суверенитет.

— Но-но-но! — погрозил пальцем генерал. — Разве ты против? И кто из чеченцев против?

— Надо спросить, — удивлен Ваха. — Да и не одни ведь чеченцы в республике живут?

— Товарищ сержант! — это генеральский тон. — Если командир будет каждый вопрос обсуждать с боевым составом, то что получится?

— Но мы ведь не состав, тем более боевой. Мы общество.

— Какое общество?! — генерал потрогал свои усы. — Чеченцы — воины. И положение у нас военное. Читай мой второй указ.