Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848

И все же существовала большая разница между такими расходами и громадными суммами, которые требовали Парижский, Франкфуртский и Венский дома. Судя по тому, как Лайонел поспешно приехал в Париж в конце февраля, он не сомневался в том, что Джеймса можно спасти, но положение Соломона и Амшеля внушало опасения. Несмотря на многочисленные сентиментальные призывы к памяти отца, им пришлось попотеть — и заплатить за свое спасение. Более того, вначале Лайонел ответил отказом на просьбы Соломона о поддержке (в виде акцептования некоторых векселей Сины); а когда он все же откликнулся на просьбу Франкфуртского дома прислать серебра (первая партия прибыла 14 апреля), он позаботился о том, чтобы Лондонский дом получил прибыль на поставках. Дяди укоряли его, но понимали, что они находятся в его власти. Да и он сам не позволял им об этом забыть. Жесткую политику Лайонела поддержал Ансельм, который прибыл в Вену 10 апреля, чтобы расчистить отцовские «авгиевы конюшни»; с этой задачей он справился без всякого сыновнего сострадания. Столкнувшись с просьбой оказать больше помощи банку «Арнштайн и Эскелес» (а также еще одному венскому банкирскому дому, «Хайнрих и Вертхаймер»), Ансельм «…немедленно сообщил моему отцу в самых недвусмысленных выражениях, что, на основании всей моей власти как представителя [пяти] домов, я запретил дальнейшие финансовые жертвы… какими бы ни были последствия для торговли и положения в этом месте, и добавил, что мне придется немедленно уехать в знак протеста, если здесь попытаются на том настоять… Поверьте, милый дядюшка, здесь мне приходится играть роковую роль… меня будут проклинать как злого ангела моего отца… К сожалению, он находится в состоянии такого морального упадка и так придавлен сложившимся положением, что оставаться здесь вредно для его здоровья… Было бы гораздо лучше, если бы он уехал из Вены три месяца назад».

Взаимные обвинения отца и сына из-за того, что Венский дом рухнул в финансовую пропасть, во многом знаменовали собой конец безусловной власти второго поколения. В некотором смысле революция 1848 г. произошла в самом Доме Ротшильда.

Однако на самом деле Лондонский дом вовсе не был кредитором последней надежды. Способность Нью-Корта помочь Парижу и Вене во многом зависела от способности агентов Ротшильдов в Америке быстро переводить деньги в Лондон. 1848 г. стал суровым испытанием для агентства Белмонта: Ротшильды очень серьезно рисковали бы, если бы система дала сбой. Начиная с лета 1847 г. они испуганно наблюдали за тем, как Белмонт направляет значительные средства на спекуляцию табаком и финансирование американской войны против Мексики, начавшейся в мае предыдущего года. Уже в феврале 1848 г. Джеймс санкционировал его решение ссудить правительству США значительную сумму под залог казначейских векселей, чтобы выплатить задолженность в 15 млн долларов, предназначенную Мексике за территорию, переданную США по Договору Гуадалупе-Идальго. Что характерно, в то же время у Ротшильдов имелся агент и в Мексике — Лайонел Давидсон, который уже несколько лет ввозил туда медь Ротшильдов из Испании и продавал ее на мексиканских серебряных рудниках. Давидсон также участвовал в выплате компенсации. Шарфенберг на Кубе и Ганау в Новом Орлеане накануне европейского кризиса также авансировали приобретение крупных партий табака и хлопка соответственно. Они взяли на себя серьезные обязательства; как встревоженно заметил сам Джеймс: «Мы у них в руках». В самом деле, нет лучшего доказательства тогдашнего признания Белмонта, чем отчаянные письма, которые Джеймс посылал из Лондона и Парижа, упрекая Белмонта за участие в выплате компенсации Мексике и обвиняя его в том, что тот превысил свои полномочия. Наконец, в конце 1848 г. в Нью-Йорк послали одного из Ротшильдов — Альфонса, — как будто для того, чтобы призвать зарвавшегося агента к порядку.

Его приезд возымел действие. Справедливо опасаясь, что Альфонса прислали ему на замену, Белмонт поспешно отправил большие партии серебра в Лондон. Его поставки оказались одним из самых важных стабилизирующих факторов для финансового положения Европы в 1848 г. Без серебра, присланного Белмонтом, Лайонелу трудно было бы помочь своим родственникам на континенте. Но Белмонт всегда напоминал Ротшильдам, что он оказывает услуги, а не выполняет приказы. Как сообщал Альфонс, после ледяного приема в Нью-Йорке Белмонт вел себя «странно»: «Его положение одновременно полузависимое и полунезависимое, одновременно положение агента и корреспондента». Давно обсуждаемый замысел заменить его кем-то из членов семьи снова потерпел неудачу, разбившись об упрямство Белмонта и нежелание молодых Ротшильдов переезжать на постоянное жительство в США. Тем временем Белмонт проводил Альфонса в Новый Орлеан и продолжал вести дела как раньше, возобновив выплаты мексиканских компенсаций.