Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848

И все же Ротшильды умели удержаться на плаву при смене политических течений. Реконструкция республиканского режима при Кавеньяке предоставляла идеальную возможность не только для того, чтобы похоронить проект национализации железных дорог, но и для того, чтобы реструктурировать долги Северной железной дороги государству и разрешить вопрос с долгом 1847 г. Позже утверждали, что правительство именно тогда подняло Парижский дом «со дна» — к большой досаде внуков Джеймса, которые упорно отрицали, что их банк когда-либо зависел от вмешательства государства. Слова «поднять со дна» вводят в заблуждение, и все же в них есть доля истины, как и в обвинениях правительства задним числом, которое якобы проявило излишнюю щедрость. В целом Джеймс занял тогда позицию, которую предсказал Бальзак за несколько лет до того: позицию важного должника, который столько должен своим кредиторам, что они не могут допустить, чтобы он обанкротился. Боясь, что иначе Джеймс не сможет возобновить выплаты казначейству, правительство считало себя обязанным изменить условия займа 1847 г. Его решение вполне можно понять: угрожая правительству гибелью «курицы, которая несет золотые яйца», Джеймс косвенно угрожал крахом финансовой системы Франции. Как предполагал в то время Мериме, финансовое положение правительства было «дьявольским»; крах «Братьев де Ротшильд» еще больше ухудшил бы его.

Гораздо легче было работать в сотрудничестве с «бароном». Поэтому Лайонел, приехавший в Париж в июле, застал Джеймса, как в старые времена, уединившимся с министром финансов. Он был «теперь в большом фаворе, а поскольку ни один другой банкир или человек с деньгами или положением не вышел вперед и не предложил свои услуги, к нему, естественно, относятся весьма почтительно». Однако средство, к которому прибег для достижения цели новый министр финансов Годшо, — конвертировать трехпроцентные облигации 1847 г. в пятипроцентные, — возможно, было сверхщедрым, поскольку в конечном счете с его помощью убыток в размере 25 млн франков превратился в прибыль в размере 11 млн. То, что Годшо был евреем (как и Кремьё, еще один умеренный республиканец, связанный с Джеймсом), лишь внушало радикалам подозрения в сговоре с целью помочь Ротшильду. Более того, Джеймс, возможно, преувеличивал опасность собственного финансового краха, чтобы минимизировать убытки в связи с займом 1847 г. Хотя Ротшильды и не состояли в сговоре с Годшо, они считали его «ни в коей мере не практичным человеком», который «разбирался в бирже не больше, чем человек с луны [так!]».