— Да неужели?! Королеве Луне испортили выход? Ах, какие мы нехорошие облака! — моментально нашлась что ответить Светлана, все больше распаляясь. Сама того не замечая, она то и дело смешно подбирала и забрасывала на плечи широкие рукава халата, которые вдруг и почему-то, начали ей мешать. Екатерина с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Она вспомнила-таки, что ей напоминает эта ситуация — ее посиделки с подружками-сокурсницами во времена учебы. Так же, как и тогда, эти повзрослевшие девчонки готовы были ввязаться в ссору из-за любой мелочи, щекочущей их честолюбие.
Под ворчливый гомон их голосов она вспомнила свои постоянные перепалки с подружкой Валентиной из-за всего подряд: из-за нерассказанной вовремя сплетне, из-за отданного другой подружке конспекта, из-за съеденной не с ней печеньки… А уж если одна без другой в столовую сходит, то все — можно лишиться всех воспоминаний о дружбе, а заодно и все секреты рассекретить. И парня лишиться. Женская месть — жестокий и долгоиграющий проект. И абсолютно непредсказуемый. Екатерина это знала не понаслышке. И сколько бы ей не говорили потом, что он не мог уйти к другой только из-за того, что та позвала его на прогулку, она винила в этом ее — Его жену и свою бывшую подругу. В том, что увела любимого человека. В том, что лишила хорошей работы, с которой пришлось уйти, чтоб не видеть их там каждый день. Чтобы не ловить на себе невыносимо жалостливые взгляды коллег. Брошенка. В том, что пришлось перечеркнуть все мечты о карьере и ни с чем вернуться домой. И заняться этим, не слишком достойным ее идеалов, делом, спрятав диплом с отличием в самый дальний темный ящик. А потом чуть не быть согнанной и с этого места.
Она вспомнила все это, возможно, уже в тысячный раз, но никогда до этого она не чувствовала себя такой обиженной. Такой одинокой. Такой Луной… На этом абсурдном конкурсе женской дружбы она вдруг поняла, на что похожа ее жизнь. Что начертано на ее Чайном Свитке.
Она тихонько встала и неслышно извинившись за сильную занятость, покинула свое судейское место. Екатерине было все равно, кто выиграет в этом нелепом конкурсе трех старых подруг. Ведь для них это был всего лишь еще один веселый способ убить время в отпуске и возможность порисоваться друг перед другом… На этом полотне и без нее всего хватало.
Но в ее почти одеревеневшем сердце что-то дрогнуло. Гладь ее души пошла рябью, как море на картине «Под зонтом на пляже», когда кто-то хлопнет дверью. Вот и дверь ее души хлопнула и отскочила. И через нее, как через приоткрывшуюся дверь шкафа, вдруг посыпались старые обиды, горечь предательства и одиночества. А за ними просочились и слезы. И снова старый дальний чулан милостиво открыл ей свои дружеские двери-объятия.
Часы на стене в холле показывали заполночь. Постояльцы давно отшумели и разошлись по своим углам, утомленные поездкой в городской парк. Троица тоже больше не показывалась. Екатерина прибралась на Балконе сразу же, как только они, препираясь и гремя «реквизитом», покинули его. Но ей, втянутой в эту чужую игру, разбередившую ее старую, когда-то и вовсе казавшуюся смертельной, рану, было не до смеха. Оказалось, годы ничего не залечили. Оказалось, ничего не заросло…
Екатерина так старательно и тщательно мыла свой сервиз и чайники, что едва не раздавила одну из чашек. Ей даже пришло в голову, что уж не старается ли она таким наивным способом смыть само воспоминание об этом конкурсе Трех Лун? Это название пришло ей в голову, когда она думала об этих трех заклятых подругах, рыдая в чулане.
Занятая своими делами под горькие мысли и воспоминания, Екатерина не заметила, как Вторая — Галина, бесшумно проскользнула на кухню и тихо устроилась в самом конце стойки. В руках у нее был бокал красного вина.
— Простите нас, пожалуйста… — промямлила она, когда Екатерина заметила ее. Очевидно, это был не первый ее бокал.
— За что? — улыбнулась она нетрезвой женщине и поставила перед ней ту самую вазочку с орешками, которая так и не вписалась в сегодняшнее их вечернее мероприятие.
— Мы вели себя, как дуры… Оторвали вас от дел… чтобы… только чтобы показать, какие мы дуры. Во всяком случае, я-то точно дура. Разболталась там…
— Вы на отдыхе, вам положено дурачиться, — не стала разубеждать ее Екатерина.
Ей сейчас было не до чужих сентиментов и совсем не хотелось остаток ночи слушать излияния уставшей от жизни подвыпившей женщины.
— Я же изви-и-ни-и-илась, — по-пьяному виновато протянула слова Галина, почти ложась на стойку.
Екатерина ничего не ответила, и вокруг них водрузилась тишина. Она уже почти забыла о Галине, и потому испугнно вздрогнула, когда та абсолютно трезвым и твердым голосом вдруг заявила:
— Мы дуры. Мы такие дуры.
Екатерина удивленно посмотрела на женщину. Имея большой опыт «застоечных» откровений, она не стала задавать вопросы, а молча продолжила заниматься своим делом. Так, протрезвевший завтра клиент, хотя бы не будет винить ее за «выпытывание» его пьяных тайн.
Но Галина, водя пальцем по краю вазочки с орешками, все равно продолжила.