Дом с характером

Если я когда-нибудь выйду замуж, думала Чармейн, шагая по Королевской площади с Потеряшкой в охапке, ни за что не стану заводить детей. Они за неделю сделают меня жестокой и бессердечной. Может быть, я буду как принцесса Хильда и никогда не выйду замуж. Тогда у меня, вероятно, останется надежда научиться быть доброй. Так или иначе, надо потренироваться на Питере, потому что Питер – трудная задачка.

К дому дедушки Вильяма Чармейн подходила полная суровой решимости быть доброй. Ей было на руку, что, пока она шагала по дорожке между рядами синих гортензий, Ролло ей не попался. Чармейн была уверена, что быть доброй к Ролло она никогда не сумеет.

– Это не в силах человеческих, – пробормотала она под нос, поставив Потеряшку на ковер в гостиной.

Ей бросилось в глаза, что в комнате необыкновенно чисто и прибрано. Все было опрятно расставлено по местам – от чемодана, который аккуратно задвинули за одно из кресел, до вазы с разноцветными гортензиями на журнальном столике. При виде вазы Чармейн нахмурилась. Это, несомненно, была та самая ваза, которая исчезла, когда ее поставили на столик на колесах. Может быть, Питер заказал Утренний кофе, а ваза вернулась вместе с ним, подумала Чармейн, – впрочем, подумала она мимолетно, потому что вспомнила, что оставила в своей комнате развешанную как попало мокрую одежду и сваленные на полу простыни. Вот досада! Надо пойти прибрать.

На пороге комнаты она застыла как вкопанная. Кто-то застелил ее постель. Ее одежда – совершенно сухая – была аккуратно сложена на комоде. Это было возмутительно. Чувствуя себя какой угодно, только не доброй, Чармейн ворвалась в кухню.

Питер сидел за кухонным столом, и вид у него был такой невинный, что Чармейн сразу поняла: он что-то натворил. За его спиной над огнем кипел большой черный котелок, из которого пузырьками вырывались непривычные, слабые, сытные запахи.

– Зачем это ты прибрал у меня в комнате? – свирепо спросила Чармейн.

Питер посмотрел на нее с глубокой обидой, хотя Чармейн было ясно, что в голове у него бродят восхитительные тайные мысли и ему не терпится ими поделиться.

– Я решил, тебе будет приятно, – сказал он.

– А мне неприятно! – заявила Чармейн. Неожиданно для себя она едва не расплакалась. – Только я начала усваивать, что, если я брошу что-нибудь на пол, оно там и останется, если я сама не подберу, а если я устрою беспорядок, то должна его разгрести, потому что сам по себе он никуда не денется, и тут приходишь ты и разгребаешь его за меня! Ты хуже моей мамы!

– Надо же было чем-то заняться, пока я тут торчал один целый день, – возразил Питер. – Ты что, думала, я буду сидеть сложа руки?

– Делай все что угодно! – завопила Чармейн. – Танцуй. Стой на голове. Строй рожи Ролло. Но не смей портить мне учебный процесс!

– Учись на здоровье! – фыркнул Питер. – Тебе есть к чему стремиться. Я в твоей комнате больше ничего и пальцем не трону. Тебе интересно узнать, чему сегодня научился я? Или ты считаешь свою особу центром мироздания?

Чармейн ахнула:

– Я хотела сегодня быть к тебе доброй, но это очень трудно – из-за тебя же!

– Моя мама говорит, трудности помогают учиться, – сказал Питер. – Радовалась бы. Я расскажу тебе одну штуку, которой я сегодня научился, – как получить сытный ужин. – Он показал большим пальцем на кипящий котелок. Палец был обвязан зеленой бечевкой. Второй большой палец был обвязан красной бечевкой, а на безымянном красовалась синяя.

Он хотел пойти в три стороны сразу, догадалась Чармейн. Бросив все силы на то, чтобы голос звучал дружелюбно, она проговорила:

– Ну и как же получить сытный ужин?

– Я колотил по двери кладовой, пока на столе не оказалось достаточно провизии, – рассказал Питер. – Потом сложил все в котелок и повесил вариться.

Чармейн посмотрела на котелок.

– Что «все»?

– Печенку и бекон, – ответил Питер. – Капусту. Несколько репок, полтушки крольчатины. Луковицу, две свиные отбивные, порей. Ничего сложного, честное слово.

Бе-е, подумала Чармейн. Чтобы не ляпнуть какую-нибудь ужасную грубость, она повернулась и направилась в гостиную.

Питер крикнул ей вслед:

– Не хочешь ли узнать, как я получил обратно вазу с цветами?

– Сел на столик, – ледяным тоном ответила Чармейн и пошла читать «Волшебный посох о двенадцати ветвях».

Но ничего не получилось. Чармейн то и дело поднимала голову и смотрела на вазу с гортензиями, а потом на столик на колесах, и думала – вдруг Питер и правда сел на столик и исчез вместе с Послеобеденным чаем? Потом она думала, как он вернулся. И каждый раз, когда она смотрела на цветы, она понимала, что решение быть доброй к Питеру совершенно ни к чему не привело. Она боролась с собой почти час, а потом вернулась в кухню.

– Прости меня, пожалуйста, – сказала она. – Ну и как ты вернул цветы?

Питер тыкал варево в котелке ложкой.

– По-моему, еще не готово, – сказал он. – Ложка отскакивает.

– Ой, перестань, – сказала Чармейн. – Я же с тобой вежливо!..

– Расскажу за ужином, – пообещал Питер.