Дом с химерами

Старший эксперт криминалистического отдела Центрального РУВД некто Лобов, хоть и был, кроме всего прочего, патологоанатом, но человеком был вполне заурядным и странностями не отмеченным. Он не хромал саркастически, как некий доктор Хаос, по коридорам морга, не пугал прибывших на опознание старушек готическим макияжем опознаваемых тел и даже брезговал, в присутствии членоразделённых жертв маньяка, есть пирожки с ливером. Только кофе с прогорклым привкусом армянского коньяка.

Тогда как его жирный кот Прохор, обитавший тут же, в резекторской…

– Что там по происшествию в доме Шатурова? – переспросил Лобов трубку мобильного телефона и подбросил в ладони пузатую коричневую бутылку: «Только вот собрался коньячку плеснуть в кофе». Хотя скорее, что и наоборот. – Да, готово заключение. Сейчас в лабораторию перейду, доложу… – Лобов вздохнул и, секунду полюбовавшись на запотевшую бутылку, с лязгом отворил ячейку морозильника. – Не дадут и спиться спокойно.

Поставив бутылку обратно в морозильник, между восковых ступней в характерных морщинах утопленника, эксперт пошёл в соседнее помещение, бросив через плечо:

– Прохор, к ноге!

Но жирный, аспидно-чёрный котище Прохор за ним не последовал, здраво полагая, что в криминалистической лаборатории для него нет решительно ничего привлекательного. Эксперт не удивился. Только погрозил толстым пальцем:

– Не вздумай!

Прохор отправился грызть мослы, валявшиеся в углу морга на мешковине. Страсть к костям он питал совершенно собачью.

– Значит, так, – крутнувшись на рояльном стульчике в лаборатории, эксперт нашёл нужную бумагу в ворохе прочих. – «Чего любопытного?» После ФСБ, конечно, немного, но кое-что всё-таки есть, садитесь поудобнее, зачитываю…

И всё-таки одна странность у старшего эксперта была. Патологоанатом патологически не владел «деловым стилем», «шершавым языком плаката», иначе говоря, «канцелярским языком». Поэтому, если кто получал от Лобова экспертное заключение, – почитать его сбегался весь райотдел, и читалось оно с выражением и поэтическими жестикуляциями, даже если речь шла всего-навсего о размере обуви подозреваемого.

Сам же эксперт свои произведения бубнил скучным и гнусавым голосом:

– Итак, зачитываю… в автомашине потерпевшего марки «Бентли» (вопиюще буржуазного вида, чтобы не сказать оскорбительно буржуазного), мною обнаружено пулевое отверстие калибра 7.62. Хоть в это и трудно поверить, глядя на печальную руину, чернеющую на месте происшествия, но от моего намётанного глаза не ускользнуло не только малоприметное пулевое отверстие, но и мельчайшие детали. Как, к примеру, фрагменты свинцовой оболочки сердечника пули. И более того! Я обнаружил на них следы жёлтого фосфора, что даёт основание предполагать применение безвестным преступником бронебойно-зажигательного патрона типа Б-32, принятого на вооружение в 1932 году. – Лобов даже по-декламаторски громко вздохнул. – Из всего вышесказанного следует нижеуказанный вывод: подозреваемый – сторож Музея революции, такой – с берданкой, в вислоухой ушанке. См. М. Шолохов, «Поднятая целина», дед Щукарь.

Лобов ещё раз вздохнул и перешёл к описанию одного из скромных трофеев, раздобытых оперативниками в квартире Г.И. Варге:

– Фугас без боевой оболочки, скорее всего, в деревянном корпусе и почему-то даже лакированном. Причём состав лака привёл бы в восторг всякого знатока антикварной мебели! Опять-таки взрыватель, судя по остаткам часового механизма, – механический часовой. Причём часы работы старика Цайтунга, известного петербургского мастера конца XIX – начала XX века, работы которого встречаются в ювелирных коллекциях семейства Медичи и Гарика из Черкизова. К чему такой изыск – сказать не берусь. Сами думайте. Использование пироксилина в качестве боевого заряда вообще характерно для начала прошлого века. Когда такого рода «бонбы» звались ещё «адскими машинками» и закладывались куда ни попадя и кем угодно. И народоволками, и эсерами, и даже, помнится, адамитами, которых жандармы принуждали носить портки. Одним словом, антиквариат…

– Одни сочинители в отделе, – спустя полчаса проворчал подполковник Камышев и, не отнимая трубки от опухшего уха, набрал номер капитана Точилина. – Я тут только что обмозговал результаты экспертизы, – усталым голосом, явно свидетельствующим о небывалом умственном напряжении, произнес Виктор Сергеевич в трубку, когда та отозвалась бодрым: «Слушаю!» – Кажется, Арсений, у меня есть для тебя подозреваемый.

Трубка ахнула почтительным восхищением.

– Да, уже… – самодовольно хмыкнул Камышов. – Это сторож Музея революции. Как в голову пришло?.. – Виктор Сергеевич польщенно заулыбался, впрочем, тут же и посуровел. – Выяснилось, что «бентли» Варге был взорван бронебойным патроном 32-го года выпуска, а там, в музее, Арсений, антикварного вооружения на целый полк сторожей в ушанках. Вот только сейчас личность нужного установим, и будете брать… Как?! – Виктор Сергеевич подскочил в кресле как ужаленный: – Кто закрыл? Когда?! – Он со стоном прикрыл глаза. – Моссовет? Давным-давно…