Дом с химерами

Дослушав ещё комментарии трубки, Камышев раздражённо бросил:

– Берданка, ушанка… Юмор! У нас по таким приметам пол-России старше 50 посадить можно, а деревенских – так поголовно. Но я думал, вы и сами догадаетесь, товарищ капитан, что я имел в виду, имея в виду сторожа с берданкой. Не поняли, значит, – подполковник злорадно фыркнул. – Вам, товарищ капитан, остаётся только выяснить, из чьей берданки был произведён выстрел… – Виктор Сергеевич спустил со лба очки, вглядываясь в конспект. – Бронебойно-зажигательным патроном Б-32. 1932 года выпуска.

– Б-32 для берданки не подходит, – как можно мягче поправил капитан.

– А для чего подходят? – флегматично поинтересовался Виктор Сергеевич.

– Для винтовки Мосина образца 1891 года и всех производных модернизаций калибра 7.62.

Подполковник потряс головой и осторожно переспросил:

– То есть?

– Выстрел может быть произведён из любой винтовки или карабина калибра 7.62… – забубнил Точилин на том конце провода. – А собственно «мосинка» может быть Тульского и Ижевского заводов, а также фирм «Винчестер» и «Смит-Вессон», впрочем, последних было немного, царские инженеры забраковали. Затем под этот калибр…

Виктор Сергеевич потихоньку отпрянул от трубки, рассматривая её в вытянутой руке, с подозрением. Наконец, когда кваканье мембраны в ней утихло окончательно, рявкнул в микрофон:

– Ну, так чего ждём?! Ищите! – И бросил трубку на рожки аппарата.

Так уже лет двадцать ему удавалось быть опытным руководителем, который всегда знал, что делать.

А на другом конце провода опера переглянулись.

– Ну и чего искать?

– Ну и как его искать?

Едва начавшийся мозговой штурм грозил тотчас же перейти в затяжную осаду. И даже не ввиду отсутствия штурмовых средств.

– Пойди туда, незнамо куда… – пожал плечами Ильич.

– По крайней мере, есть патрон? – пожал плечами Арсений.

– Что ж, пошли…

Глава 14. Антинародные мстители

Всё там же, в бомбоубежище дома Шатурова, заваленном просроченными консервами, Арсений, натягивая относительно вычищенный реглан, спросил:

– Кавказский террорист ты, Мамука, конечно, липовый, но ведь торгаш-то настоящий?

– Да ещё и отравитель, – невнятно уточнил Ильич, разглядывая дату выпуска на банке «свиногов.», которую, впрочем, опустошал двумя пальцами проворно и без особой брезгливости. Несмотря даже на то, что, судя по дате, загадочный зверь «свиногов.» обитал в раннем палеозое и, по версии Мамуки, вполне мог быть собакой.

– Э-э… отравитэл… – протянул Мамука с акцентированной восточной мудростью. – Почему, слушай, отравитель? Значит, если «Макдоналдс» с гамбургером, то не отравитель, – цивилизация? А если Мамука с шашлыком, то сразу отравитель, – варвар?

– Хрен редьки… – подумав, согласился с ним капитан Точилин. – Но я не об этом сейчас. Ты же свободный художник, Мамука, зачем тебе это всё? – он мотнул головой за плечо, на штабеля просроченных продуктов.

– Как зачем?.. – искренне удивился Мамука. – Или ты думаешь, быть бедным художником в Москве дешёвое занятие? Убогая квартирка в центре, клубы, антикварная тачка с тюнингом, вот эта рванина от кутюр… – он взмахнул фалдами фрака.

Полицейские озадаченно переглянулись. Арсений отвёл глаза, а Ильичу как-то вдруг расхотелось «собачатины». Видимо, их представление о «бедном художнике» было несколько ближе к «честному милиционеру».

Поняв их пантомиму, Мамука поскрёб в бритом темени и извиняющимся тоном пояснил:

– Сам подумай, кому нужен художник, который босиком по Арбату ходит? Что, их там мало ходит? А если он босиком по Арбату шёл-шёл и вдруг в «Прагу» зашёл? Все остальные остались, а он один зашёл, а?

Вообразив, как из умолкнувшей толпы голодных и босых художников один отделяется, чтобы завернуть в ресторан, Арсений вынужден был согласиться, что поставил бы на этого самого.

– А учёба? – воодушевился Мамука. – Самоучка из провинции это, все знают, наверняка гений, но «наверняка» – это ещё не гарантия заказов. Лучше всё-таки справочку о гениальности иметь, которая небрежно так выпадет из фирмово-дырявого кармана. Мол, учился на самоучку, да не у сельского дьячка, а в Строгановке… А как учиться в Москве? – патетически вопросил бедный художник, замыкая круг умозаключений.

Полицейские снова переглянулись.

– Не пробовал… – честно сознался Кононов.

– Э, сейчас объясню, – снисходительно улыбнулся Мамука во всю ширь «лица кавказской национальности». – Ваш Ломоносов в Москву учиться пешком пришёл, так? Почему пешком? Потому что он с рыбным обозом шёл, а у него папа рыбколхозом заведовал, а у меня папа завскладом, прапорщик. С чем я, по-вашему, прийти в Москву должен был?

– Ну, конечно. – Владимир Ильич со звоном отбросил тщательно вылизанную банку. – Только с этой тухлятиной…

– А кто сказал, что у Ломоносова рыба была свежая? – огрызнулся, в свою очередь, Мамука. – После такой-то прогулки?

– Ну, ты это… – с сытым добродушием пригрозил пальцем Ильич. – Ты, давай, по святому не того… Не топчи сапогом, что лаптями натоптано. Сказано в энциклопедии святая, значит, свежая.

– Естественно… – вздохнул Мамука. – Ломоносов же русский, а я…