Дом с мезонином в наследство

 «…Здравствуйте, уважаемые мои юноши и девушки. Поздравляю вас с поступлением в наш университет. Позвольте представиться – меня зовут Антон Павлович Званцев, я буду читать вам лекции по русской литературе…»

 Тина уже потом поняла, вспоминая ту, первую Антонову лекцию, что влюбилась в него сразу – и глазами влюбилась, и головой, да чего там говорить – всем своим юным и начитанно–восторженным организмом влюбилась в его музыкой звучащее Чеховское – Антон Палыч – имя, в его спокойный доброжелательный голос, пронизанный будто осязаемыми и нежно–мягкими нотками юмора, в его улыбку, даже в модные квадратные очки в толстой роговой оправе влюбилась. Все в Антоне Павловиче Званцеве для нее сошлось воедино — и образ любимого писателя, и образ настоящего мужчины. Вот же он, Чеховский герой! Настоящий! А еще он тот самый, из разряда принцев на белом коне, образ которого каждая, в общем, юная барышня интерпретирует для себя по–своему, в соответствии с собственными требованиями к этой самой «принцевости». Тут уж, извините, кому как. Кому для нее нужна мужская неземная красота, кому наличие толстого кошелька является объективной необходимостью, а кому, как Тине, важно, чтоб принц на любимого писателя Чехова похож был…

 Так и сидела на его лекциях до самого третьего курса, сердцем замирая и ловя каждое слово, так и робела перед ним на экзаменах да зачетах, обливаясь краской смущения. И на все спецкурсы его ходила. Особенно по творчеству Чехова. А однажды даже насмелилась и подошла к нему после лекции, пробормотала, глядя на носки своих стареньких затертых туфель:

— Антон Павлович, извините, но у меня тут курсовая по Чехову… И несколько вопросов есть. Я бы хотела…Но вы заняты, наверное…Если только можно…

— А почему нельзя? — доброжелательно склонился он к ней всем корпусом, пытаясь заглянуть в глаза. — Давайте найдем время. Постараюсь ответить на все ваши вопросы. Подходите–ка вы ко мне завтра! Вечером можете? Только у нас заседание кафедры кончается поздно, в девятом часу уже. Это ничего?

— Ничего, ничего! Я приду! Спасибо! - пятясь и быстро–благодарно кивая головой, пролепетала Тина. Потом развернулась и торопливо пошла по коридору, унося подальше от Антона Палыча вспыхнувшие кумачом смущения щеки да заблестевшие счастьем–любовью глаза.

— Тинка, ты чего это? – догнала ее одногруппница Варя Синицкая, быстроглазая и любопытная пройдоха. — Ты чего, Званцева охмуряешь, да? Ну, ты даешь, девушка…

— И никого я не охмуряю! Бог с тобой, Варька!

— Да я же видела! Стоит вся из себя такая скромница–отличница, глазки долу… Чего, в городе захотелось остаться, да? И правильно. Да ты не стесняйся, Тинка! Это ж понятно все! А он, знаешь, ничего такой… Не сильно и старый, в общем. Сорок лет всего! А главное – не женат!

— Правда? Правда, не женат? А ты откуда знаешь?

— Да мне лаборантка с их кафедры рассказывала – у него жена еще пять лет назад умерла. Он один живет. А три года назад, говорят, еще и отца похоронил. Он у него профессором каким–то известным был…А еще лаборантка говорила, что их тетки ученые с кафедры одно время за ним настоящую охоту устроили, да только все без толку. Ни на кого он так и не позарился. Вроде как кроме Наташи Ростовой да какой–нибудь там Нины Заречной он больше и полюбить–то никого не в состоянии…Да только я думаю, ерунда все это, злобствуют просто. Мужик как мужик! Так что давай, Тинка, дерзай! И рожицу свою перед ним так низко не опускай – она у тебя очень даже симпатичная! Особенно глазюки – так зеленью и светятся, загляденье одно… Я б тебе еще присоветовала юбку покороче надеть, да случай не тот. Хотя и кто его знает… Да и не сумеешь ты так, пожалуй. Так что умищем, умищем бери! Интеллектом его поражай! Искренней заинтересованностью в вопросе, в любви, так сказать, к искусству, как к таковому…Ты сейчас по какому поводу к нему подвалила–то?

— Да по курсовой своей… Вопросы задать хотела…

— О! Самое то, Тинка! Валяй, дави его вопросами! Только побольше искренней заинтересованности выкладывай, поняла? Может, и получится чего…