Дом с привидениями

— А говорит это о том, что в тебе больше раздражающей нервозности, чем в Кондратенко, и тебе надо вести себя тише воды, ниже травы, чтобы не вызывать неприязненных чувств у усталых людей, вроде меня. А теперь возьми мел и решай…

Марик-Марик взял карточку, свернул было к своей парте, но передумал и подошел к доске. В классе кто-то из самых смешливых хмыкнул. Он принялся читать, и было ясно, что ни слова из прочитанного не понимает. Он насупливал брови, вчитывался в условия задачки все снова и снова. Лоб его покрылся испариной. Мел крошился в его пальцах и засыпал башмаки.

— Устал мел крошить, Селищев? — спросил математик. — Вот видишь, ты уже почти стер грань между умственным и физическим трудом.

Класс хохотал. Марик-Марик оторвал глаза от карточки с задачей и исподлобья поглядел на ребят, которые сейчас откровенно потешались над ним. Игорястик Кондратенко хохотал вместе со всеми. Марик пристально поглядел на него, вернее на его дергающийся в смехе раскрытый рот, и вдруг громко сказал ему, даже не ему, а его гортани и зубам:

— Ну ты-то что? Ты-то ведь все знаешь?..

Ах, если бы сейчас был не урок, если бы они сейчас были не в школе, а на улице! Как бы Марик с маху влепил ладонью по этой фальшивой физиономии… Но, увы, была школа, был урок и был учитель математики, который, поняв, что происходит нечто серьезное, подошел к Марику-Марику и положил ему руку на плечо, отчего тот разом съежился и прерывисто вздохнул.

— В чем дело, молодой человек приятной наружности?

И в обычно весьма ироничном тоне математика вдруг прозвучала едва уловимая теплая нотка.

— Отпустите меня домой, — прошептал Марик-Марик, — пожалуйста…

— Что случилось? — спросил математик.

— Случилось, — глухо ответил Марик и добавил едва слышно: — Беда…

Возникло молчание, которое прервал Кондратенко.

— Правда, отпустите его. Собаку у них увели.

Весь класс возбужденно загудел: «Где? Когда? Как? Какую?»

— А ты откуда знаешь? — спросил математик.

— Знаю, — сказал Кондратенко.

— Ну что же, знание — сила, — математик поглядел на Марика, на лице которого возникло щемяще-жалкое выражение. — Иди. «Иди и помни обо мне», как сказал один призрак, в каком произведении, коллеги?

Возникла пауза. Ждать Марик-Марик не стал, он метнулся к парте и выхватил сумку.

— В «Гамлете», неучи! — воскликнул математик, когда Марик затворял дверь.

Марик бежал по улице, и настроение у него было препротивное. Прежде всего он примчался к «Гастроному», а вдруг… У магазина стояли несколько детских колясок с младенцами, и к трубе, прикрепленной поперек витрины, чтобы не разбили стекло, был привязан карликовый пинчер. Песик тревожно поглядывал на одну из колясок, которая тряслась — младенец в ней ворочался и натужно кряхтел.

— Ну, — спросил Марик у пинчера, — не видел тут большой собаки? — и он показал размеры своей Нави. — Вот такой?

Пинчер стал нервно поскуливать от страха и задрожал так, что зазвякал карабин на его ошейнике.

— Глупый ты, глупый, — сказал ему Марик и вошел в магазин.

Очередь за колбасой занимала весь периметр помещения. Нескончаемой змеей она несколько раз оплетала зал, тщательно огибая кассовые будки и упаковочные столики. В магазине было тихо, очередь, казалось, дремала. Героически преодолев охватившую его робость, Марик-Марик подошел к одной из касс и умоляюще взглянул на кассиршу, которая обматывала кассовой лентой пачку пятирублевок. Вздрогнув от Марикова взгляда, она быстро сунула деньги в ящик, задвинула его и спросила:

— Чего?

— Простите, пожалуйста, — как можно вежливее произнес Марик-Марик. — Вы тут водолаза случайно не видели?

Кассирша вытаращилась на Марика и повторила угрожающе:

— Чего?

— Водолаза.

— Какого еще водолаза?

— Да черного, — с готовностью уточнил Марик.

— А ну, двигай отсюдова, пока я милицию не вызвала, — угрожающе сказала кассирша и вытащила милицейский свисток.

— Не свистите, пожалуйста. — Марик не на шутку испугался. — Это порода такая. Во-до-лаз. Она черная, вот такого роста… — И он провел ладонью по своей груди…

Но по вдруг ожившему лицу кассирши стало ясно, что она поняла, о чем идет речь.

— Точно, — сказала она. — Одна все искала.

— Ну?! — с надеждой завопил Марик.

— Галя! — крикнула эта кассирша другой кассирше, той, что сидела поближе к дверям. — Тут утром женщина собаку все бегала… Не нашла?

— А кто ее знает? — ответила Галя.

И вся длиннющая очередь вдруг пробудилась от дремы и немигающими глазами уставилась на Марика-Марика, и он, почувствовав себя виновным в чем-то, забормотал: «Простите» и, пятясь, ушел под недобрый рокот заговорившей вдруг толпы: «Вот люди, собакам колбасу скармливают! Эх!»

Кира Викторовна линиями нарисовала параллелепипед в изометрической проекции.

— Внимание, сейчас все выньте тетради и перерисуйте этот ящик.

Поднялся лес рук.

— В клетку тетради, в клетку, а не в линейку, — ответила учительница, заранее предугадав вопрос. — Опустите руки.

Все руки опустились, кроме одной.

— Брегвадзе Сандрик, ты что, не слышал? В клеточку. Не в линейку, а в клеточку, как для математики.

Вдруг Брегвадзе тихонько завыл.

— Ну, конечно, у тебя нет тетрадки?