Дом с привидениями

Над головами послышался слабый хруст — как будто кто-то случайно наступил на стекло. Что-то тонкой струйкой посыпалось сверху. Зашуршало как песок или чешуйки. Анне показалось, что она видит пыль. Это было странно — она стояла в нескольких шагах от девочек, обогнав их на несколько шагов, и пыль в темноте видеть не могла.

— А…

Завопившую было Анастасию поспешили заткнуть с двух сторон.

— Тихо ты!

— Мне ст-трашно… — пролепетала та.

— Всем страшно! — Конкордия посмотрела на Анну с откровенной ненавистью. Та оглянулась, вздрогнула, по глазам угадав чувства одноклассницы, но заставила себя пожать плечами:

— А мне нет! Пошли дальше?

— Тебе надо, ты и иди!

— И пойду! — вскинула подбородок Анна. — А вы все — трусихи!

Она повернулась и зашагала вперед, стараясь не обращать внимания ни на шепоток за спиной, ни на шорохи, скрипы и стоны.

Впереди была еще одна дверь. Тихо протянув руку, она дотронулась до старого дерева. Ручки не было видно — только темнело какое-то пятно. Очевидно, след в том месте, где она крепилась к двери. Достаточно оказалось легкого толчка, чтобы дверь с тихим скрипом приоткрылась. За нею начинался полный мрак. Пришлось как следует напрячь зрение, чтобы разглядеть уходящую вверх лестницу.

— Ну что? Пошли?

— Иди. Мы за тобой!

Уже предчувствуя недоброе, Анна поставила ногу на одну ступеньку, потом на другую. За спиной послышался шепоток, шорох ног. Она услышала голос Провки: «А может, не надо?» — и то, как на него зашикали остальные.

Пора! Он и так слишком долго ждал.

И в это время дом ожил.

Потолок внезапно проломился, и на девочек посыпалась труха. Старые стропила не выдержали — сплошной поток мелкой трухи, пыли, мусора обрушился на всех трех девочек и державшегося возле них мальчика. Провка от страха заорал во все горло и уронил фонарь. Он упал, разбившись со звоном, но прежде, чем погас огонь, стало заметно, что пол покрыт слоем копошащихся червей и личинок, среди которых метались мыши и науки.

— Бежим! — раздалось из темноты.

— Куда вы? — крикнула Анна, но было поздно. Топот ног и истеричные крики породили эхо, которое заметалось под потолком.

А потом хлопнула дверь.

Старый дом удовлетворенно вздохнул. Попалась! Теперь можно и пообедать.

Юлиан, наверное, задремал, потому что стук откинувшейся крышки подпола заставил его вздрогнуть. Юноша распахнул глаза и тут же зажмурил их опять, подтягивая колени к животу.

По крутой лестнице торопливо спускалась ведьма. Длинная рубашка была подобрана в горсть так, что виднелись голые по колено ноги. Шуликуны, выскочив из углов, запрыгали рядом, веселясь и вереща на разные голоса. Ведьма несла свечу в форме черепа. Пламя ее было мертвенно-голубым, как у болотной гнилушки.

— Как ты тут, красавчик? — позвала она. — Не соскучился?

Юлиан облизнул пересохшие губы. Пить пока хотелось не так сильно, и юноша решил потерпеть.

— Нет. — Он постарался, чтобы голос звучал не так хрипло.

— А я тебя развлечь пришла.

— Нет, — повторил он, по-своему понимая это слово.

— У-у, бука, — надула губы ведьма, изображая капризную девочку. — Все вы, мужчины, только об одном и думаете! А я в другую игру поиграть пришла. «Лошадки» называется. Не играл никогда?

Юлиан помотал головой. В памяти тем не менее всплыла жестокая игра, которой предавались от скуки и злости дети в воспитательном доме. Заключалась она в том, что выбранного «лошадкой» мальчишку заставляли катать на своей спине остальных. Играли даже в «скачки» в коридоре возле дортуаров[5] — какая «лошадка» под «всадником» прибежит первой. Проигравших били хворостинами, словно обычных лошадей. У самого сильного мальчишки была даже постоянная «лошадка», на которой он ездил в уборную — конечно, когда не видят воспитатели. Юлиан же был слишком слабым для того, чтобы быть «лошадью». Ему выпала сомнительная удача все время стоять в стороне, в толпе зрителей, одновременно сочувствуя «лошадкам» и радуясь, что его не постигла такая же участь.

Ведьма захихикала, и юноша понял, что она каким-то образом угадала его мысли.

— Да, красавчик, да. Оседлайте его!

Завизжав, шуликуны накинулись на пленника со всех сторон. Бесенята прыгали, царапались, щипались, даже пробовали кусаться и бодаться. Сопротивляться им связанный юноша не мог. Ошейник незаметно стащили с его шеи, и пленника поволокли по ступеням наверх, дергая то за волосы, то за уши, то грозя вывихнуть заведенные назад руки. Одновременно он чувствовал, как его словно мажут чем-то — лапки шуликунов явно были выпачканы то ли в грязи, то ли в какой-то кашице, и теперь они вытирали их о тело человека.

Избитого, с разбитым лицом — пару раз его «случайно» приложили носом о ступени — всего измазанного едко пахнущей «кашицей» Юлиана в конце концов выволокли во двор. Юноша полной грудью вдохнул ночной воздух — и тут же жестокий удар кнута заставил его вскрикнуть от боли.

— А ну вставай, мой верный конь!

Он шевельнулся, сворачиваясь калачиком и пряча лицо. Новый удар обрушился на спину:

— Вставай!