Дом с закрытыми ставнями

Собрание кончилось поздно. Я чуть не валился с

ног. Мне хотелось и есть и спать. «Ни за что больше не пойду на эти моления, — решил я. — Пусть хоть убивают— не пойду. Из–за них я уроки не сделал».

Прежде чем накормить, мать подтащила меня к печке.

Вот видишь, видишь, какой огонь лютый, а у бога в тысячу раз сильнее, — шипела она мне в лицо. — Смотри да бойся. Согрешишь, гореть тебе в таком огне.

И я смотрел на огонь и не мог вырваться из ее сильных рук. Рубаха моя нагрелась и жгла тело. Но я не испугался огня. Я мучился потому, что меня заставляли молиться насильно. И все–таки вбитый в мою душу страх перед богом жил во мне. Я не верил уже в бога, а сказать об этом боялся. Просто не поворачивался язык сказать: бога нет. Бога не было, а страх перед ним был…

НОВЫЙ ГОД

Декабрь глаз снегами тешит, да ухо морозом рвет, — раздался знакомый голос. Я вскочил из–за стола — на пороге кухни стоял дед, обвешанный зайцами. Я закричал, радостно бросился к нему.

Я соскучился по тебе, деда!

Верю, верю! И я по тебе скучал… Помоги мне разгрузиться. А завтра я снова пойду.

Я помог деду отвязать с пояса зайцев. Они были стылые и стучали как деревянные, когда я бросал их на стол. И уши их, прижатые и торчащие, были твердыми, а белая шубка мягкая да ласковая. Так и хотелось все время гладить их.

А ты зачем опять уходишь?

Петли еще не все проверил.

Так будет же Новый год.

А чего он мне, Новый год! Это для меня не праздник. Вот пасха, когда все живое начинает пробуждаться, — это праздник. — Дед попил чаю, проверил свою мастерскую, положил в мешок съестное и снова залез в полушубок, нахлобучил большущую волчью шапку.

Скоро вернусь.

Одевшись в истрепанную шубейку, я проводил его на улицу. Высокий, широченный, он долго маячил на белой дороге, бежавшей к опушке бурой тайги. А я все смотрел ему вслед. Мороз, как злая гусыня, щипал меня за ухо.

«Что деду надо в дремучей тайге? — подумал я. — Зачем ему еще зайцы? Их в кладовке целая гора. Наверное, все о тете Фене тоскует. А на мать с отцом ему противно смотреть. Боится, наверное, поубивать их…»

Наступил солнцеворот, а деда все не было. Сильные морозы сменялись буйными метелями. После них все миром ходили ставить вешки от поселка до поселка, чтобы путники не сбивались с дороги. Гудели колодцы внутри, предсказывали вьюгу.

Как–то звездной, люто–студеной ночью нагрянули в поселок волки. Терзающий голод выгнал их из тайги.

Испуганно ржал в конюшне Пеган, мычала Зорька и блеяли овцы в хлеву. Далеко где–то гавкали собаки.

А наутро мы увидели во дворе волчьи следы. Особенно много их было у хлева.

В этот морозный день, рядом с солнцем появились огненные столбы. А на одной из наших елей, в гнезде, вывелись у клестов птенцы. И мороз им нипочем!.. Наконец, вот и Новый год — к весне поворот!

Паша, вставай! Чего лежишь–то?! Время девять, а ты потягиваешься! — проговорила мать, входя в мою комнату. — Другие парнишки в сельпо дрова пилить подрядились, а ты дрыхнешь. Иди. Зорьке сена дай, Пегану — овса, курам — зерно. А потом елку будем украшать.

Так начались для меня новогодние каникулы.

В кухне Евмен и Ага пили чай с пирожками. От горячих пирожков такой запах, что я поторопился на улицу — слюнки потекли.

Полдня я носился по двору то с ушатом, то с охапками сена. Помогал матери натирать хвощом полы и скоблить стол, выхлопывал половики, бегал в лавку за мылом, солью, дешевыми конфетами, которые привезли к празднику. Мальчики носились по улице, барахтались в сугробах, катались на лыжах, на коньках. Я с завистью посматривал на них…

Отец запряг Пегана в розвальни, поставил на них две бочки, и мы поехали за музгой на крахмальный завод. Выехав на маленькую сельскую площадь, увидели у поссовета елку. Ее украшали самодельные игрушки из дерева, из картона, из цветной бумаги. Их делали школьники. Вокруг елки снеговые звери: слон, заяц, медведь. Их ловко вылепил и облил водой учитель истории. Так же он соорудил и большую голову великана. Внутри головы оказалась ледяная горка. Ребята с криком бросались в дыру на затылке и с хохотом вылетали из открытого рта великана.

Отец остановил Пегана, видно, тоже захотелось взглянуть.

Такой богатой елки никогда в поселке не было.

Ишь, чего натворили, — недовольно проговорил отец.

Возле мостков с катушками стояли сказочные терема–домики. Из труб поднимался дым. Возле каждого разукрашенного домика торговали сладостями, толпились люди.

Пап, я прокачусь хоть разок? — умоляюще закричал я.

Некогда, — буркнул отец. — Не наша это елка. Ты будешь веселиться на нашей, божьей елке.И он стеганул Пегана. Я потихоньку заплакал, уж очень мне хотелось поноситься с ребятами…