Дом с золотой дверью

Тем временем на сцене другая, более невинная девушка, прижав ладони к груди, со всей искренностью признаётся в любви единственному клиенту. Амара облегченно выдыхает. В воображении Руфуса она, конечно же, это хрупкое создание, а не Вакхида. История приближается к сюжету, который Амара сотню раз слышала от любовника, к сюжету, заезженному, словно колея на дороге: благонравная девушка не по своей воле становится шлюхой, но щедрый патрон освобождает ее и женится на ней, когда оказывается, что она происходит из знатного рода. Амаре всегда было не по себе оттого, что у нее нет именитых предков, которые могли бы сослужить ей службу, и теперь ей становится еще тревожнее.

Она задумывается о словах Филоса: «Только дураки считают, что жизнь — это пьеса, в которой есть надежда остаться верным добродетели». Филос совсем не похож на Феликса, но оба они, понимает вдруг Амара, намного ближе ей, чем Руфус. Амара без труда может представить, с каким презрением ее бывший хозяин отозвался бы о пьесе. При воспоминании об их последней встрече и о сделанных предложениях у Амары вспыхивают щеки. Порой ей не верится, что она ведет эту игру с Феликсом. Ей кажется безумной сама мысль о том, чтобы вести с ним дела, хоть она у него в долгу. Феликс все же знает, как себя обезопасить. Он никогда не будет подобен Миртале и тем более Фабии. А если Руфус бросит Амару, она мало к кому сможет обратиться. Уж лучше быть Феликсом или его приспешником, чем голодать.

Амара смотрит на ложу, в которой сидит ее патрон, словно он, пусть и невидимый, может ее утешить. Но глухая стена не дает ей успокоения. Руфус спрятал ее, облаченную в алый шелк и усыпанную чужими украшениями, но — не сегодня, так однажды — он поймет: она и есть Вакхида. Амара вспоминает ночь, когда Руфус вышел из себя и сказал: «Бордель все же наложил на тебя отпечаток». Закрыв глаза, Амара представляет, что спокойно сидит у себя в кабинете, а не здесь, у всех на виду, где приходится улыбаться вопреки страху.

Глава 18

1. Любовники, как пчелы, живут медовой жизнью.

2. Ах если бы!

Переписка на стене в Помпеях

Домой из театра Амару несут в паланкине. Вечер только наступает, но без Руфуса Амара не может пойти вместе с Друзиллой на пир: там будут другие мужчины, а ее патрон сегодня проводит время с семьей. В паланкине темно; плотные занавески скрывают Амару от зевак, но она чувствует себя взаперти. Она пытается насладиться такой роскошью — Амара нечасто оказывается в паланкине, — но не может отделаться от мысли, что ее вес давит на плечи рабов, натертые шестами. Амаре не видно, куда ее несут, поэтому, когда паланкин останавливается, она испытывает облегчение, смешанное с удивлением. Носильщики опускают Амару на землю, и она выходит на мостовую. Амара стучится в высокую дверь, а принесшие ее мужчины, будто тени, становятся у нее за спиной. Скрипнув, тяжелая дверь открывается, и Амара проскальзывает внутрь.

Ювентус и не думает отходить в сторону. Амара пытается уклониться от привратника, но тот тянется вперед, чтобы закрыть дверь, и Амаре остается только протиснуться между ним и стеной, иначе она оказалась бы зажатой в угол. Пока Ювентус возится с замком, Амара спешно выходит из коридора и через атриум бежит в свою комнату, убеждая себя, что не боится привратника.

В мерцающем свете кажется, что нимфы, нарисованные на стенах, движутся. Марта оставила зажженную лампу на столике у дивана. Тут же стоит бокал вина — вероятно, служанка решила, что госпожа захочет отметить Флоралии в одиночестве. Амара далеко не в первый раз с тех пор, как ее освободил Руфус, задумывается, смогла ли бы она отказаться от всего, что имеет, и вернуться в лупанарий взамен на то, чтобы вновь оказаться рядом с Дидоной.

Из атриума доносится шум: наверняка Ювентус обходит дом, чтобы затем отправиться спать. Амара подавляет в себе желание запереться в спальне, захватив с собой лампу и бокал. Конечно, в доме кроме нее и привратника есть еще люди. Филос, Марта и Британника должны быть где-то рядом.

Вместо того чтобы прятаться, Амара садится за туалетный столик. Она осторожно вынимает из туго затянутых волос шпильки, одолженные Руфусом, дважды пересчитывает их и прячет в шкатулку вместе с драгоценными жемчужными серьгами. Вино оказалось чересчур сладким, но Амара пьет его мелкими глотками, пока по телу не разливается расслабляющее тепло. Она пытается рассмотреть свое лицо в серебряном зеркале, но в полумраке отражение выходит слишком размытым — оно могло бы принадлежать кому угодно. Амара почти готова увидеть в зеркале Вакхиду, проститутку из пьесы. Амара все время вынуждена притворяться, а теперь, когда не стало Дидоны, ей больше некому довериться и становится страшно, что вскоре она забудет, каково быть собой.