Читаем Дом с золотой дверью полностью

— Феликс все еще ее хозяин. — Британника пропускает мольбу госпожи мимо ушей.

— Почему бы нам не потренироваться, — вяло предлагает Амара, лишь бы сменить тему. — Принесешь кинжалы?

* * *

Воздух раскален, красный шелк прилипает к телу. Амара играет на арфе, подаренной Руфусом: она снова и снова повторяет одни и те же мотивы, чтобы овладеть ими в совершенстве. На столе — два бокала с вином. Руфус обещал зайти сегодня, но опаздывает. Последним мужчиной, что прикасался к Амаре в этом платье, был Филос, и ей от этой мысли становится не по себе, словно патрон может разглядеть на ткани отпечатки чужих рук. Сердце начинает биться чаще, когда Амара вспоминает, каково это — прижиматься к Филосу, по-настоящему желать мужчину, а не терпеть его объятия. Затем у Амары перед глазами встает лицо Филоса, каким она запомнила его, когда выбегала из кабинета, и ее одновременно наполняет обида на эконома и чувство вины за сказанное. Амара дергает не ту струну, вздыхает, закрывает глаза на мгновение и принимается играть мелодию с самого начала.

— Пташка?

Руфус, стоя в дверях, с нежностью смотрит на Амару. Она цепенеет. Улыбался ли он этой же улыбкой, когда диктовал условия договора? Амаре несложно представить, как Руфус пробегает глазами по строчкам и удовлетворенно кивает Филосу, зная, что теперь владеет ей безраздельно. Весь гнев Амары проявляется лишь в том, что она еще крепче берется за арфу.

— Милый, — мягко произносит она, — я весь день тосковала по тебе.

— Как же ты хороша, — шепчет Руфус, усаживаясь на диван рядом с Амарой. Он проводит ладонью по ее ноге, и Амара тут же вспоминает их первую встречу. — Мне не устоять против твоей красоты.

Амара откладывает арфу и с притворным наслаждением целует Руфуса. Теперь она и вообразить не может, чтобы ее попытки угодить патрону хоть немного напоминали любовь. Руфус уже почти взобрался на Амару, но она, опытная в обращении с клиентами, знает, как сделать так, чтобы смена позиции казалась безумной страстью. Амаре невмоготу лежать под Руфусом, ей не терпится сбросить с себя его вес и отдалиться от его лица.

Наконец они вдвоем откидываются на подушки, пьют вино, и Руфус рассказывает о своих вчерашних подвигах. Амара время от времени вставляет ободряющие реплики, подготовленные заранее. И запинается она лишь тогда, когда Руфус спрашивает ее о повозке: он хочет знать, понравилось ли ей, пришла ли она в восторг, увидев, как сильно он ее любит.

— Ты так много для меня сделал, — искренне отвечает Амара. — Боюсь, я никогда не смогу тебя отблагодарить.

Руфус улыбается, приняв волнение любовницы за робость.

— Мне достаточно твоей любви, — говорит он, прикладывая ладонь Амары к своим губам.


Настала ночь, но Амаре не спится. Она сидит в саду. Луна тускло освещает портрет Дидоны в образе Дианы. От холода волоски на руках у Амары встали дыбом, но она пока не может заставить себя пойти в дом. Журчание фонтана кажется громче, чем в шуме дня. Амара во всех подробностях помнит ночную встречу с Филосом в саду, после которой поняла, что чувствует к нему. Она говорит себе, что уже прождала довольно долго, что глупо думать, будто Филос придет за ней после того, как ушел Руфус, но, собравшись встать, понимает, что не одна.

— Иди ко мне, — говорит она так тихо, что он может и не расслышать.

Филос садится рядом. Амара ощущает на своей ладони теплоту его прикосновения, такого легкого, что Амара понимает: он дает ей право ничего не замечать. Амара вспоминает, каково ей было, когда ей владел Феликс, какую смесь восторга и ужаса она испытывала, рискуя своей жизнью ради малейшей надежды на свободу, и понимает, что снова выберет этот путь. Она касается руки Филоса в ответ, и их пальцы переплетаются.

У Амары так бешено бьется сердце, что она не может шевельнуться. Ей владеет Руфус, который уверен, что волен распоряжаться ей точно так же, как и любой другой вещью в этом доме, в том числе и мужчиной, которого она сейчас держит за руку. Это совершенно неоправданный риск, но Амару опьяняет мысль о том, что она сама выбрала себе любовника, что она наконец поступает сообразно собственным желаниям. Она не готова от этого отказываться.

— Я каждую ночь запираю дверь, когда ложусь спать, — шепчет она, по-прежнему не глядя на Филоса. — Но сегодня оставлю ее открытой.

Амара встает, чувствуя, как пальцы Филоса выскальзывают из ее ладони, и поспешно уходит из сада, чтобы не передумать.


Оказавшись в спальне, Амара заученными движениями достает из сундука средство от беременности, вынимает из волос шпильки, разбирая прическу на пряди. Ожидание мучительно, и Амара не знает, что для нее страшнее: то, что Филос придет, или то, что он не появится. Амара неотрывно смотрит на полузакрытую дверь, пока ее очертания не становятся совсем размытыми. Наконец дверь распахивается.

Филос стоит на пороге, словно до сих пор не уверен, что его здесь и вправду ждут.

— Запереть замок?

Перейти на страницу:

Все книги серии Дом волчиц

Похожие книги

Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза