Дом с золотой дверью

Такая деловитость удивляет Амару. Она кивает. Филос закрывает дверь на замок и поворачивается к Амаре. Они смотрят друг на друга, и Амара понимает, что Филос не может подойти к ней, что он боится даже больше, чем она.

— Я часто представляла тебя здесь, — произносит Амара.

— Правда?

Амара кивает.

— А ты думал обо мне?.. — Она не заканчивает фразу, потому что не знает, о чем именно хочет спросить.

— Каждую ночь.

— И вот ты здесь.

— И вот я здесь. — Филос берет протянутую Амарой руку.

Сегодня они чересчур взволнованы — не то что прошлой ночью — и целуются слишком неуклюже, пока страх в конце концов не уступает место желанию. Амара убеждает себя, что в любой момент можно остановиться, что все можно вернуть, что они еще не сделали ничего непоправимого. Она повторяет это про себя, когда они садятся на кровать, когда Филос стягивает с ее плеч платье и даже когда она оказывается голой. Она пытается снять с Филоса тунику, но тот мягко отталкивает ее руку.

— Я тоже хочу на тебя посмотреть.

Филос поднимает на Амару стыдливый взгляд:

— Я боюсь вызвать у тебя отвращение.

— Этого не случится, — отвечает Амара. — Прошу тебя.

Филос снимает тунику через голову — и Амара сразу понимает, что он имел в виду. На левой стороне груди у Филоса не просто выжжено клеймо, на ней изуродована вся кожа. Должно быть, отметину ставил какой-то бракодел или Филос сопротивлялся. Слова, покрытые рубцом, размыты, но Амаре все же удается их разобрать. Non Subdito. «Непокорный».

Амара понимает, что нужно действовать, пока Филос с чем-нибудь не спутал ее потрясение. Он вздрагивает, когда Амара накрывает шрам ладонью, но не отстраняет ее руку. Наклонившись, она целует ту часть тела, которую Филос так боялся ей показать, а затем поднимает глаза.

— В борделе никого не клеймили, — говорит Амара. — Иначе мы бы упали в цене. Но иногда мне кажется, что на мне не осталось ни одного чистого кусочка кожи.

Филос вновь целует Амару, но она уже не думает о том, что есть обратный путь.

Немного погодя они уже лежат в обнимку, и Филос, извиняясь, шепчет Амаре, что в следующий раз продержится дольше, но Амара молчит: ей не хочется, чтобы Филос понял, что она плачет. Слезы начинают капать Филосу на плечо, и он, встревоженный, садится.

— Я сделал тебе больно?

— Нет. — Амара начинает плакать еще сильнее. — Просто это было так по-особенному. И я вдруг поняла… — Она не может говорить, не может выразить словами переполняющее ее чувство утраты.

— Понимаю. — Филос притягивает Амару к себе. — Все хорошо.

Амара прижимается к Филосу, который гладит ее плечи, и горе постепенно отступает.

— Я понимаю, почему это происходит, — произносит Филос. — Если тебя это утешит, знай: когда я впервые оказался с девушкой после Теренция, я выплакал все глаза.

— Ты плакал?

— Это было ужасно. Я так смутился.

— Что она сказала? Ты виделся с ней после этого?

Амара ощущает нерешительность Филоса еще до того, как он заговаривает.

— Думаю, этот рассказ стоит отложить на потом, — уклончиво отвечает он. — Но ты, наверное, и так все знаешь благодаря своей связи с тем парнишкой с лампой в руках. Когда я увидел вас вместе, то сразу же понял, что ты его любишь.

— Ты сейчас о Менандре? — спрашивает Амара, встревоженная такой осведомленностью Филоса. — Да, я любила его. Но он никогда не был моим любовником. Нам так и не представился случай.

— Значит, я у тебя первый? — В голосе Филоса слышится радость и удивление. Это настолько нелепый вопрос, что Амара еле сдерживает смех. — Я не шучу! Если ты меня не выбрала, то это не считается.

— Филос, — веселым тоном отвечает Амара, — я в буквальном смысле спала с сотнями мужчин. Я работала в борделе. Я даже не буду пытаться всех припомнить.

— Тогда никто из них не считается. — Взгляд Филоса становится еще серьезнее. — Если ты их не выбирала.

Амара хочет возразить, но, глядя на напряженное лицо Филоса, понимает, что он, вероятно, думает о своей, а не об ее жизни.

— В таком случае да. Ты мой первый любовник. — Вопреки своим благим намерениям, Амара все же усмехается.

— Смейся-смейся, — целует ее Филос. — Но помни, что я довел тебя до слез.

— Так это теперь повод для гордости? Любить девушку так, чтобы она плакала?

Они заливаются смехом, и тела их безостановочно трясутся оттого, что им приходится вести себя тихо, и всякий раз, когда Амара думает, что успокоилась, она ловит взгляд Филоса и снова катится от хохота.

Веселье понемногу сходит на нет, и Филос приподнимается на локте, чтобы смотреть на Амару сверху вниз. Она замечает, что он неосознанно пытается прикрыть шрам второй рукой.

— Могу ли я вернуться сюда завтра и снова довести тебя до слез?

— Да, — отвечает Амара. — Вот только я не знаю, как проживу без тебя с этой минуты до завтра.

От этих слов в комнате как будто становится темнее. Филос, освещенный лампой, так близко, и Амаре от этого очень спокойно, но все же она понимает, что ни один из них еще никогда так не рисковал.