Дом сержанта Павлова

Но Демченко не погиб. Когда остались считанные метры, пулемет заговорил, и свинцовая струя веером прочертила по всем четырем танкам, которые шли уступом. Очередь оказалась меткой — десантники посыпались как горох и стали укрываться за броней. В тот же миг машины на полном ходу резко повернули назад. Широкая улица сразу опустела, и лишь оставшиеся на мостовой вражеские трупы напоминали о том, что здесь только что произошло.

Непривычная тишина длилась недолго — всего несколько минут. Вновь появившиеся танки открыли огонь из пушек, и он со всей силой обрушился на чудом державшийся хилый домик.

Но, видно, обстрел не помешал бесстрашным пулеметчикам. Снова подпустили они танки с десантниками на близкое расстояние и снова встретили их убийственным огнем.

А минут десять спустя все в точности повторилось в третий раз. Но теперь атаковали только три машины: один танк был подбит бронебойщиками из дома военторга.

Что происходило в эти минуты там, в приземистом домике, на который обрушился огненный шквал? Какой поистине нечеловеческой силой надо обладать, чтобы выстоять!

И Жуков, и Дорохов, и все, кто видели этот бой, хорошо понимали: в таком аду невозможно остаться невредимым. Но пулемет продолжал посылать свои смертоносные очереди. Значит, видел еще хоть один глаз, значит, билось еще хоть одно сердце — сердце солдата Сталинграда!

Гитлеровцы ринулись в четвертую атаку.

Она была последней.

Домик не выдержал обстрела и рухнул, погребя в своих развалинах Павла Демченко и двух его товарищей, безыменных героев.

Они погибли, но не отступили.

Подвиг Павла Демченко прогремел в полку, о нем стало широко известно в дивизии. Долгие недели и месяцы продолжалась Сталинградская битва, все меньше и меньше оставалось в ротах и батальонах участников того боя, но рассказы о бесстрашном пулеметном расчете передавались из уст в уста, словно эстафета. А в феврале 1943 года, когда враг был разгромлен, люди с кистями и ведерками, наполненными краской, появились на улицах Сталинграда и стали выводить надписи на изувеченных снарядами стенах. Нужно было сохранить в памяти народной места, где бои были особенно ожесточенными. Дошла очередь до стен «Дома Павлова», и в число его защитников включили Павла Демченко. Хотя пулеметчик совершил подвиг еще за день до того, как был захвачен этот дом, тот, кто выводил надписи, не боялся неточности. Он знал, что Павел Демченко — герой 13-й гвардейской дивизии, и не мог представить себе, что знаменитый дом защищали без его участия…

В те же февральские дни, после разгрома немцев, пулеметчики третьего батальона во главе со своим командиром Алексеем Дороховым пришли к священному месту, где 22 сентября 1942 года состоялся кровавый поединок. Извлеченные из-под развалин останки героев-пулеметчиков были похоронены с воинскими почестями на одной из центральных площадей города в братской могиле бойцов 13-й гвардейской.

В развалинах отыскался и пулемет — разбитый и искореженный. Его выставили в музее, чтобы сохранить навечно память о героях Сталинграда Павле Демченко и его товарищах.

Седьмая рота, выдержавшая в доме военторга сильнейший натиск немцев, передала в конце концов этот дом соседу — тридцать девятому полку, а сама перешла на мельницу, поближе к Волге.

Теперь, когда уже более четко стал вырисовываться передний край полка — расстояние от него до волжской воды не превышало трехсот метров, — надо было укрепить оборону, захватив близлежащие здания.

Ночью на участке третьего батальона появился Елин. Проверив систему обороны, он вместе с Жуковым направился в седьмую роту.

У входа их встретил Наумов.

От сгоревшей мельницы остался один остов, но нижний этаж — огромный, засыпанный зерном подвал — был надежно защищен массивным перекрытием. Высокие толстые стены, изрытые пулями и осколками снарядов, напоминали о том, что это здание имело когда-то много этажей. В отдельных местах сохранились причудливо нависшие площадки. Уцелела и прижавшаяся к углу винтовая железная лестница. Она словно вырастала из двухметрового слоя пшеницы, стояла почти вертикально и вела туда, где раньше был чердак.

— Пошли, — указал Елин на лестницу.

— Зачем вам туда, товарищ полковник? — нерешительно проговорил Жуков. — Место наверху открытое…

— Тогда пошли вдвоем, — обратился Елин к своему ординарцу, который уже увяз сапогами в сыпучем зерне.

Брови Жукова сошлись у переносицы. Неужели полковник плохо о нем подумал?

Но сомнения были напрасны. В молодом капитане Елин был уверен.

— Ладно, капитан… Знаю, вы не из робкого десятка, — примирительно сказал он, уступая ему дорогу. — А вы, Наумов, оставайтесь. Нечего там всем торчать.

На самом верху уцелела площадка. Место для обзора оказалось великолепным. Глазам открылась обычная для сталинградской ночи картина.