Дом сержанта Павлова

В ночь на 17 сентября роте Драгана удалось ворваться в гвоздильный завод. Действуя главным образом гранатами, рота закрепилась в нескольких цехах, тогда как в другой части завода оставались фашисты. Потом к Драгану присоединилась сильно поредевшая третья рота младшего лейтенанта Колеганова.

Так и шел этот бой — под одной крышей. Противники стремились перехитрить друг друга. Каждый пытался пробить разделявшую их стену. Когда это удавалось, в образовавшуюся брешь немедленно летели гранаты, и выигрывал тот, кто поспевал первым. А время в таких случаях исчислялось секундами…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ В ДОМЕ НА ПЕНЗЕНСКОЙ

В прибрежной части центра города бой стал стихать: гитлеровцы откатились к железнодорожному полотну. Тем не менее сколько-нибудь четко определившейся линии переднего края не было.

Роты и специальные подразделения третьего батальона расположились в домах НКВД, в здании тюрьмы и на мельнице. Правда, от всех этих зданий остались одни лишь стены, однако подвалы служили хорошим укрытием. Командный пункт батальона, например, обосновался в помещении тюрьмы. Это послужило поводом для солдатских шуток — мол, написать бы родным: «Нахожусь в Сталинграде, сижу в тюрьме…»

Случилось так, что на прилегавших к берегу улицах — на Нижегородской, Ташкентской, Солнечной, Пензенской и даже на площади 9 Января — некоторые дома оказались «ничейными».

Одним из таких «ничейных» был большой четырехэтажный зеленый дом по Пензенской улице. Его еще называли по-старому: дом облпотребсоюза.

В четырех просторных подвалах этого дома приютились около тридцати человек — женщины, дети, старики. Они появились здесь в то памятное воскресенье — 23 августа 1942 года, когда врагу удалось прорвать нашу оборону в районе Сталинграда. Чтобы вызвать панику и, воспользовавшись ею, ворваться в город, гитлеровцы бросили в этот день на Сталинград воздушную армаду. Свыше шестисот бомбардировщиков, делая по нескольку заходов, обрушивали свой смертоносный груз на мирное население огромного города. Целые кварталы Сталинграда превращались в развалины; рушились стены; словно костры, пылали деревянные строения… Люди искали спасения в подвалах многоэтажных зданий. Бомбоубежища становились их новым жильем.

К тому времени, когда немцы прорвались в город и бой разгорелся в его прибрежной части — это было через три недели после первого налета авиации, — обитатели дома на Пензенской уже обжились: их объединила общая беда.

Подвалы зеленого дома не были смежными. Ход в каждое из четырех помещений шел через отдельный подъезд.

Больше всего народу собралось в первом подвале. Там главенствовала большая семья фронтовика Макарова: его жена, двое детей, двое племянников-сирот, бабушка и высокий сухой дед с отвисшими седыми усами, которого все почтительно величали Матвеичем.

Дементий Матвеевич Коротаев досыта навоевался за свою долгую жизнь. Еще юношей он отведал муштру царской армии — благодаря своему могучему росту он попал в гренадеры. Он воевал в Порт-Артуре, всю германскую кормил вшей в окопах, а потом, не выпуская из рук винтовки, пошел в Красную Армию. В Сталинграде Коротаев человек не случайный: в 1918 году он командовал батареей, оборонял Красный Царицын, да так и остался здесь жить.

Матвеич умел определять на слух калибр разорвавшегося снаряда и тем снискал авторитет у обитателей подвала, особенно у мальчишек. Ребята любили слушать его воспоминания, и Матвеич не заставлял себя упрашивать: рассказывать он любил.

— Тогда, в восемнадцатом, царский генерал Краснов два раза подходил к самому городу, — говорил бывало Матвеич, — да оба раза натыкался мордой на кулак… Наша батарея тогда за рекой Царицей стояла…

Дальше обычно шли подробности о том, как лихо действовала красная батарея, которой командовал он, бывший гренадер русской армии Дементий Матвеевич Коротаев. И хотя прямых параллелей он не проводил, тем не менее все — и рассказчик и слушатели — ясно представляли себе, что и гитлеровцы, рвущиеся теперь к Сталинграду, натолкнутся мордой на кулак…

Другая семья состояла из четырех человек. Ее глава, Михаил Павлович — жилистый старичок с острой седенькой бородкой, в прошлом оружейник с завода «Баррикады», — мог бы тоже кое-что порассказать. Ведь если Матвеич оборонял Царицын в рядах Красной Армии, то Михаил Павлович был в числе тех царицынских рабочих, которые с оружием в руках ликвидировали в городе контрреволюционные заговоры. Пока подошел отряд Клима Ворошилова, пробивавшийся через занятый белыми Донбасс, через кольцо германских войск, — туго, ох, как туго приходилось тем, кто держался в Красном Царицыне! Все же выстояли. Но что теперь о былом говорить! Вот годы бы молодые да силушку былую… И Михаил Павлович как рассказчик не брался тягаться с Матвеичем…